Ненавижу тебя, Розали Прайс
Шрифт:
– П-Пожалуйста, прошу, тебя, – попыталась я еще раз попросить, но он смело оставляет на мне еще одни удар, из-за которого я взревела навзрыд, обессилено находясь на поверхности стола.
Я дергаюсь от шума, когда книга падает перед моим лицом, и я прикрываю глаза. Это все.
– Надеюсь, это не пройдет для тебя даром, Роуз, – почти спросил он, но в конце своих слов уже понимал, что теперь я не смогу ворошиться. – Встань, – приказал он тем же холодным голосом, и я с тяжестью ставлю локти на стол, желая выпрямиться.
Как только я выпрямилась, и хотела отойти от стола, то с провалом начала падать. Нильс удерживает
– Ты совсем ослабла. Я думал, это пройдет как-то иначе, – задумался Нильс, говоря довольно тихо, но в его грубом голосе можно было расслышать замешательство. Парень хотел посмотреть на меня, повернув лицо, но я действительно была без сил. Совсем.
Я не чувствовала своих ног, они казалось, совсем отсутствовали. Моя голова опрокинулась, назад, как у ребенка, который неспособен ее удерживает первые месяцы из-за тяжести. Но глаза мои были открыты и я нерадостно смотрела на Нильса, который был слишком серьезен и хмур, пока исследовал меня своим взглядом. Он удерживает теперь и мою голову, и тело, которое было в подчинении его власти.
– Эта мера была лишь для того, чтобы ты была рядом и несмела, отходить от меня. Сейчас, то время, когда ты должна быть за мной, но не как не под ногами, мешающая делать что-либо. А теперь, ты должна отдохнуть и набраться сил, – он не говорил. Каждое его слово отдавало приказом, четким, строгим, ясным.
Я слабо кивнула, понимая, и изучая эти слова у себя в голове. «Не лезть под ноги. Быть за спиной. Набраться сил».
– Моя кровать вполне сойдет для этого, – усмехнулся он, когда приподнял меня на руки. Я прикрываю глаза, не понимая, почему он стает опять таким мягким. К чему мягкость, когда он говорил мне отвратительные вещи? Когда разрывал мое нутро и завоевавшее сердце? К чему это теперь?
Он отнес меня в свою комнату, уложил меня на нее, предварительно подумав о болезненных ссадинах, перевернул на бок. Его черный атлас покрыл мое тело, а я не переставала пронзать его взглядом полного не понимания. Кто он на самом деле?
– Когда проснешься, потрудись осведомить меня в этом. Нам нужно будет поговорить, – и вновь он не просил. Он теперь не просит, совсем. Я не представляю, как будет проходить какой-либо разговор у нас, после того, что было. Я не представляю, как после я встану с кровати, и что будет в моей голове. Но огорчение и боль все еще внутри меня разъедают дыру.
– Спи, – проговорил он, отойдя к своему небольшому креслу, которое стояло чуть дальше кровати, но я прекрасно видела его силуэт и взгляд, что находился на мне. – У меня есть снотворное, Роуз. Я хочу, чтобы ты заснула. Сейчас. Сама, – говорит он, переводя взгляд на свой ноутбук, который взял с рядом стоящим столом.
Я прикрываю глаза, чтобы он не трогал меня и не решил напичкать таблетками. Но это было сложно – уснуть, когда тебя поразил шок, боль, атака и борьба. Слезы вновь наворачиваются и мои глаза начинают печь, но я не подаю, ни единого вида, что до сих пор нахожусь в сознании. Терплю, не нарушая его приказа.
Это мой конец? Я покоренная девушка, в которой сломили дух? Я являюсь чем-то ужасным? Кто такая покоренная девушка?
Скоро узнаю, совсем скоро. И это будет разъедать с каждой минутой моей жизни…
Комментарий к Часть 47 “Are you afraid”
Эта глава далась
========== Часть 48 “Obey me” ==========
Я осторожно открываю глаза. Боясь пошевелиться, отправляю взгляд рассмотреть комнату, настороженно и с ужасом. В комнате я была одна. Внутри все сдавливается, сжимается, разрывается от непонимания. Действительно непонимания, потому что я понятия не имею, как мне быть и что делать дальше. Я хотела бы просто исчезнуть. Собрать вещи, документы, и исчезнуть из Нью-Йорка, из его жизни. Он добивал, и он добил, но я не хочу больше так. С каждым разом он словно в первый заставляет меня страдать. Я не хочу бороться за что-либо не потому, что устала и щажу себя, а только с той причины, что это невозможно.
Если он не захочет меняться сам, я не как не смогу ему помочь. И я не буду помогать. Он тот парень, бесчувственный, безжалостный, устрашающий для меня, с которым нас нечего не связывает. Но осадок где-то внутри, после его слов все еще горит. Сжигает. Это пламя не погасить и ненависть, которая постепенно занимает большую часть меня. Я не знала, что такое зло, я не знала, что такое подчинение никогда в жизни. Господь считает меня чудовищем? Зачем он приносит в мою жизнь каждый день бездонную массу боли и огорчения?
Смерть родителей, издевательства, боязнь оставаться с кем-либо наедине. Боязнь людей и их касаний. Нильс, что въелся в мою душу так глубоко, что достать не возможно, постепенно там растворяется. Во мне.
Медленно, без резких движений я привстаю. Боль не такая сильная, о которой я могла думать, но усталость и убийство половины меня не позволяет действовать решительно и более оживленно.
Присев на свои ягодицы, я с нетерпеливостью подвожусь. Однако у меня все полыхает, и боль проходится по всему телу. Смотрю на настольные часы, что стоят на тумбочке у кровати, и понимаю, что проспала первые две пары. Отворачиваюсь, понимая, что это была его воля, дабы я проспала занятия. Но я сейчас желаю одного: чтобы его тут не было. Мне нужно задышать более свободно. Но о какой свободе можно говорить в то время, когда ее не может быть вообще?
Стягиваю атлас, делая пару шагов, и заворачиваюсь в него. Мне стоит принять душ и одеться как можно быстрее. Но страх выйти из комнаты заполнило все мое тело дрожью, как только я услышала достаточно громкий шум на кухне. Сомнений не было, Нильс Веркоохен был тут. Поблизости.
Столкнуться с ним равнялось в схватке с диким львом, а в защите только мои руки. Связанные напрочно руки. Это действительно страшно, но его приказ перед тем, как заснуть, я помнила. Разговор предстоял трудным.
Переступив порог его комнаты, я лишь еще больше ежусь от холода. Ткань атласа обтягивает меня плотнее, и я нерешительно ступаю босыми ногами по полу. Сердце с бешеным ритмом стучит, а дыхание замедляется. У меня все еще нет сил держать себя на ногах и я, скитаясь от угла к углу, все же оказываюсь в дверном проеме кухни.
Я вижу его оголенную спину, он вновь что-то готовит, и я не могу избежать такого ароматного запаха. Кажется, он готовит куриный бульон. Я бы удивилась, будь это вчера. Но сейчас я безразлично делаю еще один шаг, замерев на месте. Говорить совсем не хочется, я все еще трясусь от него, и готова убежать. Единственное, что меня держит – приказ. Я по его приказу прибыла, как только проснулась.