Ненавижу тебя, Розали Прайс
Шрифт:
— Если станет хуже, ты должна обратиться к медикам. Обещай мне, — настойчиво требую я.
— Хорошо, Роуз, — тихо шепчет она.
— Теперь расскажи мне, что произошло. Это ведь Найл, верно? — спрашиваю я и вижу, как она отводит глаза, которые заслезились.
— Найл хороший парень. Я знаю его долгое время. Я сама виновата, я была провокатором ситуации, — защищает она этого подонка, держась за ребра.
— Ты с ума сошла, Стефф? Ты позволяешь себя бить! — кричу я не в силах понять ее хода действий. Не произвольно в голове возникает разговор с Луи, который говорил, что мы, девушки, вполне заслуживаем взбучки от их
Но это не честное отношение к более слабому полу. Мы беззащитны. Если сравнить, то вполне можно представить, что я могу пойти и избить какого-то мальчишку шести лет и гордиться этим. Разве это правильно? Разве парни не должны наоборот защищать нас от всех бед, помогать, лелеять? Да что с этим миром не так, в конце-то концов?
— Это всего лишь синяки, Роуз. Я знаю, что не правильно поступаю, но пойти против него я не в силах, зато в силах против себя. Посмотри на меня. Что я смогу сделать, если даже себя защитить не могу? Позавчера он пришел ко мне, сказав, что ты высокомерна, нахальна, в общем смысле не дурна, для девушки, — усмехнулась она, — Найла это задело.
— Стефф, я ему жизнь спасла! Его это задело? — исказилась я.
— Он любит быть первым. Он любит себя и хочет уважения. Ты ему дала понять, что встала на несколько ступенек выше, и он был взбешен. Какая-то девчонка и выше него.
— Это не честно.
— Нельзя говорить о честности с теми, кто не честен с тобой, Роуз. Найл заботлив и мил, но когда кто-то делает что-либо не так, как требуется, он готов взорвать весь мир к чертям. Он пришел ко мне тогда, вечером. Хоран не понимал, что делал, он был пьян, — Стефф сглатывает, и я уверена, что воспоминания всплывают в ее голове. — Сказал идти с ним в клуб, и я пошла. Поначалу было все как обычно, все пили, веселились, но Найл все время сходит с ума, когда выдумывает разное дерьмо под влиянием спиртного. Для него все становится ничтожным, и я в том числе.
— Стефф… — выдавливаю я, и на моих глазах тоже появляются слезы. Мне жаль ее. Мне жаль то, что она поддалась Нью-Йорку, элитному району Бруклина, как это сделала когда-то и я. Правда, я была на противоположной стороне этих игры в вымышленные войны и противостояние.
— Он говорил, что мне не следовало тебя приводить, и чтобы я с тобой не общалась. Как только я возразила о том, что я имею право на общение, что мы родственницы – он избил меня у клуба. Найл не контролировал себя, а я не могла увернуться из-за алкоголя. Тут нет его вины, я знала, как он отреагирует, и сама спровоцировала его на это… То, что он согласится на мои аргументы и мольбу, было ложно для меня.
Стеффани обвиняет себя, но если забраться в мою голову, то во всем первопричина я сама. Разве не я грубила Найлу? И разве не я шутила над ним и тем, что помогла ему? Почему же тогда он не пришел ко мне, а поспешил глумиться над Стеффани? Она была невиновна.
Если виновата я, значит и Стеффани избита по моей вине. Тяжело выдыхаю, понимая, что я всегда все порчу. Ничего не проходит так, как надо, и всегда все откликается последствиями. Даже с каким-то неизвестным мне парнем, у меня получилось нанести вред Стеффани.
— Ты переночуешь у меня. Тебе нужно поспать, а я посижу тут. Если что-то понадобится, ты можешь говорить, ладно? — говорю я, отходя от нее,
— Я себя чувствую на много лучше, Роуз. Спасибо тебе, — говорит кузина, а мое сердце щемит нечто едкое и противное. Не вижу ее благодарности. В чем она? То, что теперь она покалечена и лежит у меня на кровати, к чему я приложила все усилия?
— Спи, Стефф, — говорю я и сажусь за письменный стол, где разложены тетради и книги. Заставляю отвлечься себя от проблем, которые я сама создала своим перевоплощением, как заметил мой сосед «в спасительницу Терезу». Стефф расплачивается за мои слова и это слишком тошно, отвратительно.
Найл не имел права так делать. Он не имел вообще никаких прав приближаться к Стеффани. Что тут происходит? Найл отдает приказы, за которыми Стефф и мчится. Возможно ли то, что она ему угождает? Или же она пытается что-то скрыть, то, что знает только Хоран?
Но если Стефф действительно в чем-то виновата, а теперь расплачивается этими избиениями, позволяя ему свершать такое издевательство? Только виноватый человек может сделать из себя грушу для битья, иного быть не может, иных домыслов у меня и нет.
Да только, все мы люди, мы чувственны и живые. Каждый из нас заслуживает определенного уважение, внимание, почтение других людей. Мы не Боги, мы не Господа и мы не властны, решать, кому жить, а кому умереть или вечно страдать. Это жестоко идти по головам слабейших, став сильнейшим. Это не достойно титула человека, а лишь грязи и страданий для очищения своих же грехов.
Этот мир испортился, и нельзя его ничем исправить. По крайней мере, я так думаю, глядя на девушку, которая уснула и слегка морщит лоб от дикой боли.
========== Часть 12 ==========
Я сижу рядом со Стефф и внимательно слежу за тем, как девушка что-то вырисовывает на белом листе бумаги. Мой взгляд исследует каждый изгиб линий совершенный простым карандашом. Мои наброски никогда не сравнятся с настоящим талантом Стеффани.
— Это роза, — утверждаю я, когда вижу явные очертания небольшого цветка с еще не открывшимся светлыми лепестками. Она красивая, словно настоящая ожившая картинка. Не мешало бы, добавить оттенков цвета, чтобы не казалась сама роза такой пасмурной в черно-белом цвете. Чернильный и серый цвет никогда мне не нравился. Интересно, подошел бы голубой оттенок, не такой яркий, как небо, скорее с уклоном на глубокий океан. Роза была бы потрясающей и полностью законченной.
— Мне кажется, что твоя душа спрятана в лепестках, Розали. Такая же утонченная, мягкая, изысканная… — мягко проговаривает девушка, а я застенчиво улыбаюсь, наблюдая, как она проводит своими тоненькими пальчиками, чтобы растушевать карандаш и сделать рисунок объемным, еще более реалистичным. Стефф знает свое дело в художестве, но не в толкование души и человека.
— Разве можно увидеть душу человека? — тихо спрашиваю я, повернувшись к Стефф.
— Всегда достаточно поступков, крошка-Роуз. Человек может быть отвратительным и грубым, но у каждого есть чувства, каждый испытывает переживание, страсть, любовь. Это как осязание. А ты открыта для внешнего мира, добра к нему и проницательна, — ее голос едва выше шепота, а глаза сияют благодарностью за мою помощь. Она видит меня хорошим человеком, что весьма льстит мне, но я никогда не забуду, чем жила и кем была раньше.