Ненавижу тебя, Розали Прайс
Шрифт:
– Может, стоит попросить помощи у того, кто поможет тебе? – тихо спросила девушка, когда я нахмуренно осмотрел ее.
– На кого ты решала положиться? – конечно же, в голове возник только один человек с весомыми связями, что могли моментально вычислить каждого на этой земле.
– На твоего отца, – девушка была готова ко всему, но не к тому, когда я закрыл глаза. Все шло кувырком, да наоборот. Но отец…я не хотел его видеть, ни сегодня, ни через год.
Самое яркое солнышко этого мира оказалось под угрозой. Страдали мои друзья, страдал и я.
– Где он? – безнадежно было спорить с ней, она всегда шла по тому пути, который считала нужным, не смотря на мнение окружающих, даже в такой момент. Правда, минус был в том, что свою неправоту она никогда не признавала.
– Тут, – послышался голос совсем не далеко. Не грубый, скорее строгий, и давно не слышимый мною. Встав с места, я поворачиваюсь, встречая его.
Не изменился, разве что постарел. Прошло четыре года, когда я начал избегать любой встречи с этим человеком. Он стоял в нескольких шагах, пристально рассматривая меня, как я его. Важный, обеспеченный, с деньгами в кармане, он казался довольно лучше снаружи, чем внутри. Я все еще не простил его за свою мать, и никогда не прощу.
– Здравствуй, Нильс, – говорит он, улыбнувшись мне. Я перевожу неудовлетворенный взгляд на девушку, которая аккуратно поднялась и, махнув головой моему отцу, ушла обратно в мотель.
– Зачем ты здесь? Решил еще пару человек убить? – вспоминая все обиды, я не желал останавливаться и переступать через это. Пусть ему будет так же плохо, как и всем.
– Я пришел помочь тебе, Нильс, – заговорил он, не сменяя своего спокойствия, пока во мне был распыл пожара.
– И где же ты был раньше, а?
– Нильс…
– Думаешь, я тебе поверю? – усмехнувшись, спрашиваю я. Никогда. Никогда не поверю. – После всего того, что ты сделал с моей матерью, со своей женой? Ты омерзителен.
– Нильс, – обратился ко мне малознакомый мужчина, но я выставил руки вперед, когда он начал приближаться.
– Не подходи ко мне. Я не подпущу тебя, ни на одну милю к ней, ясно?
– Я не хочу забрать ее, я хочу тебе помочь. Ты мой сын, Нильс, и я в состоянии помочь тебе, понимаешь? – было видно, что ему неудобно говорить со мной, и меня это удовлетворяло больше, чем могло на самом деле.
– Ты не мой отец. Отцы не убивают, – покачал я головой. В душе, мне было жаль себя в детстве, и это чувство не уходит от меня и сейчас, когда я могу быть самостоятельным. Дети заслуживают на любовь родителей, на уважение, на внимание. А что было у меня? Ничего.
Но Розали… она была в опасности.
– Нильс, я понимаю твою обиду, но сейчас нужно переступить через это ради чего-то большего, ведь так? – спрашивает он. Руки сжались в кулаки. – Ее зовут Розали, верно? Ты ведь любишь ее?
– Не смей об этом говорить, – перебил я его, нехотя слушать его речи. Я и без того чувствую, как что-то ломается вокруг и даль меж ею и мною
– Ты бы мог мне о ней рассказать, – пожал плечами мужчина, все же нарушив мое пространство, подойдя ближе, чем я его остановил.
– Не испытывай мое терпение, я на пределе, – покачал я головой, тяжко выдыхая и пытаясь контролировать себя, в то время как именно тот самый контроль куда-то девался, терялся. Розали была моим настоящим контролем, а без нее стало сложнее дышать.
– Она красива, – проговорил он, достав из внутренней части пальто фотографию. Ее фотографию. Он протягивает ее мне, когда я дрожащими руками беру фото, заворожено смотря на девушку. Она улыбалась, счастливица, с горящими глазами и темными волосами. Она была моей и той, которую оторвали от меня, подобно тому, как оторвали от меня руки и ноги. Мне казалось, я был беспомощен.
Разгневанность, агрессивность и несдержанность привели меня к тому, что я, собрав всю свою злость в кулак, бью человека стоящего около меня в лицо. Он должен чувствовать боль, он должен понять, что это такое, пусть даже физически. Мужчина отворачивается, наклонившись и прикасаясь рукой к челюсти.
– Ты никто, чтобы говорить о ней, – выплевывая каждое слово, проговорил я. Он выпрямляется, сплевывая кровь, и уверено смотря мне в глаза.
– О, Нильс, не сдерживай себя. Я знаю, что ты можешь ударить сильнее, – усмехнулся отец, который был готов ко всему, даже к своему избиению рукой сына, который его ненавидит.
Но мне не стало легче после удара, и мне не станет легче, если я его убью.
Садясь обратно на лавочку, я лишь доказываю то, что сдаюсь с белым флажком, не пытаясь проучить его за проступок, который стоил жизни. Рассматривая на руках фотографию, я вижу боковым зрением, как он садится около меня.
– Она когда-то была твоей одноклассницей? – интересуется отец.
– Да.
– Теперь вы вместе? – попытался он вновь что-то выведать у меня. Но я был краток:
– Да.
– Зачем ты полез к Хоффману? – этот вопрос заставил меня посмотреть на мужчину,
сидящего по левую руку от меня.
– Что случилось, то случилось. Время не прокрутишь вспять. Если ты мне можешь помочь – помоги.
Я хочу рассказывать ему все, что случилось за это время. Но не хочу говорить о ней, и то, как мы проводили время. Я не хочу рассказывать о ней, и кто она для меня на самом деле.
– Мы должны ждать. Ждать, пока нам не скажут, где они и что именно хотят в замен.
– Знаю, но черт, мысли о том, что они могут с ней сделать… я боюсь за нее, и я не могу бороться со страхом внутри меня, – говорю я, когда понимаю, что невыносимо ждать. Каждая минута кажется вечностью.
– Ты ее любишь, так ведь?
– Я не обязан обсуждать это с тобой, – фыркнул я, отворачиваясь.
– Я помогу всем, чем смогу, Нильс. Просто верь мне, – мужчина пожимает плечами, словно это самое элементарное явление в этой жизни и в этот момент – верить ему и ждать чуда.