Ненавижу тебя, Розали Прайс
Шрифт:
– Рози, может, расскажешь, какая первая помощь, когда вскрывают яремную вену?
Я не удерживаюсь от всхлипа, когда понимаю, что это лезвие предназначается Гарри. С ужасом я смотрю на него, видя его непоколебимость и готовность. Он не собирался умолять о пощаде или прекратить, Гарри был самым мужественным из нас.
– Давай же, Рози, или ты хочешь, чтобы твой дружок истек кровью? – потянув за волосы больнее, чем в первый раз, я всхлипнула, нервно смотря на бабушку.
– Всего десять минут, – на выдохе проговорила я дрожащим голосом, сожалеющее смотря на Гарри и в тот
– И не забудьте вызвать скорую помощь, а то гляди загнется, – рассмеялся сын Хоффмана, подходя к Гарри, которому выворачивали руки, чтобы он оставался на месте. Я видела, как он забрал нож у охранника.
– Я ведь пойду с вами, зачем вы это делаете? – выкрикнула я, когда стало нестерпимо смотреть на жуткую и зловещий момент, что предвещал только боль и страх.
– Не находишь это забавным, Рози? – рассмеялся мужчина, словно так и должно быть, а я глупая, и не понимаю грандиозной шутки, которая окажется в конце.
– Розали. Меня зовут Розали, – процедила я сквозь зубы. Было невыносимо слушать это от них, а внушительный страх, который предоставили мне два малознакомых человека, заставил действовать по обстоятельству тут же.
Вывернувшись, я пытаюсь сбежать, но это осуществляется только тогда, когда я целеустремленно бью мужчину по самому чувствительному и незащищенному месту – в пах. Когда он теряет свой контроль, отпуская меня, в голове был только один план: найти то, чем можно защититься.
Но я не была буйной и наученной таким действиям, из-за чего я попала в ловушку уже младшего из Хоффманов, который усмирил все мое буйство натиском лезвия к шее.
– Кисонька, не заставляй меня идти дальше, чем ты думаешь. Или хочешь ощутить своим языком и этот нож?
– Ты больной ублюдок, Найджел, – обращается к нему Гарри, пока я, молча, стою, вытянутая, как струна, понимая, что лезвие любым движением рассечет кожу на шее.
Как только Филиган Хоффман устойчиво стал на ноги, ничего не спрашивая, выхватывает из рук своего сына холодное оружие и приближается к Гарри. За считанные секунды он одним легким движением всаживает кончик лезвие в горло, а кровь высвобождается из-под нутра, заливая паркет.
– Гарри! – неистово закричала я, но понимала, что меня уже тащат к входной двери, а бабушка присаживается около истекающего кровью парня.
Безумство и шок – были первыми эмоциями, когда я билась, кричала, рыдала и пыталась обратить своим голосистым криком внимание на то, что творилось в моем доме. Рот был заткнут в ту же момент, когда мы вышли за пределы дома. Найджел не обращая внимания на меня, швырками тащил меня к стоящей у дома машины.
Я не знала, что будет с Гарри. Я не знала, как скоро опомниться Нильс и сможет ли меня отнять с лам этих животных! Незнание, неведенье своей судьбы стало ее под угрозу с расплатой в
– Затки ее уже, – рявкнул мужчина, обратившись к своему сыну. Я ожидала грубости, и было не в новинку столкнуться телом с машиной. Но переводя свое дыхание, я лишь обнаружила то, как он замахивается на меня своим кулаком, попадая в нужную цель, когда я начинаю плохо видеть, а голова кружиться.
Все темнело, и я в конец почувствовала, как скоро заводиться машина, оставив после себя только след на снегу. А мне становилось плохо, пока я вовсе не позабыла реальный существующий жестокий и безжалостный мир.
Темнота оказалась страшной.
***
Когда мое сознание прорезалась явь, я была напугана. Темнота, что поглощала весь
свет давила на меня, а холод какого-то сырого помещения заставляла чувствовать тошноту. Голова раскалывалась от боли, а на руках и лице была застывшая кровь. Я ее чувствовала.
Укутываясь в свою курточку, я не решалась встать с какого-то подранного, грязного матраса, на котором я проснулась. Было ощущение, что меня поместили в какой-то старый подвал или уличный сарай, ведь было несказанно холодно до дрожи, даже в одежде.
На глаза наворачивались слезы, а зубы цокали. Я не хотела быть в этом месте, я хотела к Нильсу, который бы просто обнял меня, и я бы точно уже знала, что я в безопасности. Но сейчас не было его, ни утешения, ни спокойствия. Словно, что-то свалилось с неба, и это самое закрыло мне ясное солнце, не оставив лучей света.
А Нильса все еще не было. Не было и Гарри, и поддержки бабушки. Я не знала, что с
Гарри, которого ранили, и я не знала, чего ожидать в следующие секунды.
И как было предсказуемо, когда я смотрела на еле-еле видимые очертания большой двери, ожидая, когда сюда ворвутся мне на помощь.
Была тишина. Я была одна.
Время тянулось долго. Тело болело, а я не могла согреться, до момента, пока в теле не разгорелся сильный жар. Состояние ухудшалось и дополнялось пессимистичными и не радостными исходами, которые логически выстраивались в моей голове.
Пора было осознать, что все было ужасающе плохо. Температура в теле повышалась, а время продолжало свой ход. Горло сушило и ужасно хотелось воды, но силы, чтобы встать мгновенно исчезли.
За дверью послышался шорох, который насторожил. Замочная скважина болталась с ключом с той стороны, а за тем яркий и раздражающий глаза свет ослепил меня сразу же. Жмурясь, я заставляю себя посмотреть, кто вошел в комнату. Это был мужчина, Хоффман старший со стулом в руках.
Он слабо улыбнулся, но внутри я знала, что это не был дружелюбный жест, больше, как маска. Это пугало. Я не знала, что он задумал. Филиган проходит к середине темного, жуткого помещения, что по строению действительно напоминало какой-то подвал под домом, и ставит напротив меня стул, садясь на него.
Мои глаза слезились, но только от плохого самочувствия. Всеми силами, что остались во мне, я боролась и пыталась показать полное безразличие к тому, как пристально он мог разглядывать меня, словно я какая-то важная статуэтка скульптора, но ее не жалко было разбить. Это было печально.