Ненавижу тебя, Розали Прайс
Шрифт:
– Не понимаю. Тему о чем? – переспрашивает меня парень, а я вымучено ищу подходящее слово.
– О моей постели, – выдавливаю я, очень прознанным намеком, на что Веркоохен усмехается.
– Ты хотела сказать о парнях, что трахают тебя в этой самой постели?
– Спасибо, что привел показательный пример, Нильс, – едко заметила я, чувствуя смущение от такой откровенности парня.
– Исчезни с моих глаз, Прайс, – качает он головой, забавляясь моей скромности. – Ораторская экспрессионистка, – добавляет он более тише, но я слышу его комментарий, пущенный себе под нос за моей спиной.
==========
Каждый из нас этим днем сидел у себя в комнате, не желая больше сталкиваться и переживать новое столкновение, что грозит явным ядерным взрывом и массовым вымиранием. Я отогревалась и пила таблетки, запивая чаем с лимоном, выполняя два заданных сочинения по лекциям, заодно изучая пару статей с предмета основной философии. Как бы хорошо ее не преподавали в колледже, я ее не изучала ранее. Пришлось подтягивать предмет самой, прибегая помощи к интернету и библиотеке.
К вечеру, когда за окном начало смеркаться, а в коридоре и на кухне слышались шаги Веркоохена, он наведался в мою комнату. Конечно, не прикладывая усилий постучать за дверью, он это делает уже, когда входит, осматривая меня за столом, куда я закинула ноги для более удобного размещения себя и тетрадей-книг, а так же ноутбука. Оценив такое положение он, казалось бы, готов был на новую стычку с точно язвительным замечанием, но вместо этого он достает из кармана брюк свой телефон.
Я, не понимая, что он от меня хочет, лишь нахмурилась, ожидая его толи комментария, толи наказа – что он так любит делать.
– Звонить будешь, или мне это за тебя сделать? – небрежно бросает он свою раздражительность, подойдя ко мне. С неудобством, я опускаю ноги со стола, поджимая к себе. Я беру с его рук черный телефон, набирая номер своей бабушки. Веркоохен ставит одну руку на стол и с заинтересованностью нагибается, разглядывая статью в электроном виде в ноутбуке, и переворачивает страницы тетради только-только дописанного сочинения.
В то время, когда бабушка Мерфин выпытывала меня обо всех новостях и об успеваемости, я пристально следила за парнем, который забрав мое сочинение, присел на мою кровать, вчитываясь в каждую строчку. Бабушка безудержно рассказывает за мистера Бишопа – знакомый пожилой мужчина, который на каждый праздник и повод дарит моей бабушке цветы с конфетами. Бабуля Мерфин очень разговорчива и для нее полчаса разговора пролетели, как две минуты общения. Но не для меня.
За это время Веркоохен успел исследовать всю мою комнату, пролистав пару книг, взятые с полки, где хранятся мои самые любимые произведения шедевров. Только это были романы, и мой сосед с заинтересованностью пролистал Джейн Остин, три книги подряд. Так же взял и Харди, что, несомненно, удивляло.
Ему только детективы и фантастику читать. Бесноватые книги для не менее тронутого бесом соседа. Только мысли проскальзывают в моей голове, как парень, будто на зов, поворачивает ко мне голову, заставляя меня с резкостью отвернуться и передернуть взгляд с него на ноутбук. Я прощаюсь с бабушкой.
– Ты же болеешь, – прищурив взгляд, выговаривает парень, обращая мое внимание на себя. – Почему же делаешь домашние? Эти сочинения даны на пятницу, – он возвращает тетрадь, и ловко забирает с моих рук телефон.
– Подстраховка, Веркоохен. Я не знаю, что
– Тут ты точно подметила, – оскалился он, облизывая и закусывая свои губы, опуская взгляд на стол, на тетрадь. – И если ты такая шустрая самоучка, – мягко и несколько язвительно проговаривает парень, – Завтра дам тебе тему на мои два сочинения. Эта неделя обещает быть насыщенной и довольно непредсказуемой, – скользко заключает сосед. Я поднимаю глаза, недоверчиво изучая его довольное лицо.
– Нет. Нет, Веркоохен. Я не буду за тебя писать домашнее, и тем более у меня уже нет времени на такую ерунду, – воспротивилась я его наглому и далеко непрозрачному использованию меня для своих целей. Я никому и никогда не делала задания, и почему я должна начинать это делать?
Ответ был ясен, когда в голове вспыли воспоминания – я, рыдающая на столешнице, и сосед – нависнувший надо мной с дьявольской улыбкой.
– Будешь. И, как ты заметила – ерунду ты должна написать на «отлично», Прайс, – заключает светловолосый, отталкиваясь от моего стола и направляясь к выходу. – И да, ты не забыла, что на кухне тебя ожидает полное мусорное ведро? – фальшиво интересуется сосед, а я мало ли не прыснула от злости на его мелочные и каверзные выходки.
– Не держи меня за прислугу, Веркоохен. Однажды, принципом бумеранга ты будешь исполнять куда худшую работу, – презренно заговорила я, глядя перед собой.
– Возможно, Прайс. Все в этой жизни возможно. Ты же не думаешь, что случайно попала в мои сети? Бумеранг действен, и ты прочувствуешь весь его принцип, – смеется он, и выходит, закрывая двери, оставляя меня одну.
Покачав головой, я вновь поворачиваюсь к столу. И пока мое сердце признает свою вину перед маленьким мальчишкой с небесными глазами, а мозг яростно противостоит бесу-Веркоохену. Надо же, никогда не думала, что мои два ума встанут на тропу сражений.
На самом деле это тяжело – находиться рядом с ним. Сознание одолевает меня, часто признавая свою провинность, пытаясь устранить эту сложность. Но, я не могу так легко забыть свое детство и юношество. Я была ужасно виновата перед Веркоохеным, только его ненависть почти не имела связи с прошлым. Будто он вбил себе в голову, что я враг, настраивая против меня все свои силы.
В жизни действительно возможно все – и любые противоположности всегда притягиваются друг к другу. Рано или поздно его пламя утихнет, главное, чтобы этот огнедышащий дракон не испепелил все вокруг, в том числе и меня до того долгожданного и значащего момента.
Я должна быть с ним добра, благодарна, что он меня не… Не избивает. На моих руках была его кровь, не смотря на то, что такой грязью занимались былые друзья Розали Прайс. Я должна быть любезна – учтива к его уставу, даже каким бы абсурдным он ни был. Все сплошь и рядом – один абсурд.
Только как же: быть благодарной за то, что не прибил до сих пор, а любезной, чтобы мыслей не было об убийстве? С такими правилами выживания я никак не проживу дальше следующей недели. Он убьет меня своим жульничеством, будет вечно изворачиваться и несправедливо обвинять меня в своих деяниях, оправдывая свои поступки.