Неночь
Шрифт:
– У меня есть чай, – вздохнул Меркурио. – И торт.
Девочка прикрыла урчащий живот руками.
– …Какой торт?
– Бесплатный.
Мия надула губки. Затем облизала их и ощутила вкус крови.
– Мой любимый.
И взяла старика за руку.
– А я сказал, что не стану это надевать! – взвыл Трик.
– Прошу прощения, – ответил Маузер. – Тебе показалось, будто я спрашивал?
Стоя
И хоть она не чувствовала остатков странной смеси из гнева и похоти, наполнившей ее ранее, Мия полагала, что ее друг все еще может находиться под ее воздействием. Она повернулась к Маузеру.
– Шахид, мы были сами не свои, когда прибыли…
– Это «Рознь». Чары, наложенные на Тихую гору много веков назад.
– Они по-прежнему на него действуют.
– Нет. Они препятствуют тем, кто приходит в Церковь без… приглашения. Теперь вам здесь рады. Если вы наденете повязки.
– Мы спасли ей жизнь, – Трик кивнул на Наив. – А вы все равно нам не доверяете?
Маузер просунул большие пальцы под пояс и расцвел улыбкой вора, явившегося за столовым серебром. Его голос был таким же насыщенным, как золотое вино «Двенадцать бочек» [53] .
53
Золотое вино – это итрейское виски, названное в честь обширных полей в Серединных землях, поросших кукурузой, из которой его гонят. Несколько семей, включая фамилии Валенте и Албари, прославились благодаря своим рецептам.
Соперничество между семьями не единожды выливалось в столкновения, от мелких стычек до открытого кровопролития, самое известное из которых – Война Двенадцати бочек – продлилось четыре истинотьмы и забрало не менее тридцати двух жизней. Объявленный официальной Вендеттой – то есть кровной враждой, одобренной Священной Церковью Аа, – конфликт так прозвали потому, что в хаосе резни и поджогов, которые ему сопутствовали, выжили лишь двенадцать бочек виски Албари, которые распределили по всей республике.
Посему «Двенадцать бочек» встречается чрезвычайно редко и является необычайно дорогим – известно, что однажды на аукционе одну бутылку продали за сорок тысяч золотых мудаков. Когда двое неуклюжих слуг устроили пожар на летней вилле сенатора Ари Джанкарли, рассказывали, что сенатор лично забегал в пылающий дом не меньше трех раз – чтобы спасти жену, сына и две бутылки «Двенадцати бочек».
Разумеется, слухи о том, что первым делом он спас бутылки виски, – это гнусная клевета, придуманная политическими конкурентами, и не имеет абсолютно никаких оснований.
(Он спас их вторыми).
– Но вы же до сих пор живы, не так ли?
– Трик, да какая разница? – не выдержала Мия. – Просто надень ее.
– Я не стану надевать никакую повязку.
– Но мы прошли такой путь…
– А дальше не пойдете, – добавил Маузер. – Не с открытыми глазами.
Трик скрестил руки и окинул его испепеляющим взглядом.
– Нет.
Мия вздохнула и провела рукой по челке.
– Шахид Маузер, могу я поговорить со своим приятелем наедине?
– Только быстро, – ответил шахид. – Смерть Наив у самого порога Церкви не понравится вещателю Адонаю. Если Мать ее заберет, это будет на вашей совести.
Мия гадала, что он имел в виду: раны от кракена были фатальными, и Наив уже все равно труп. Тем не менее она взяла Трика за руку и потащила по осыпающемуся предгорью. Отойдя за пределы слышимости, она развернулась к юноше, и ее печально известная вспыльчивость начала медленно вскипать.
– Зубы Пасти, да что с тобой не так?!
– Я не буду этого делать. Лучше перерезать себе глотку.
– Они сделают это за тебя, если продолжишь в том же духе!
– Пусть попробуют.
– Это их обычай, таковы правила! Ты понимаешь, кто мы здесь? Мы аколиты! Самое дно! Либо мы делаем, либо отделают нас.
– Я не буду надевать повязку на глаза.
– Тогда ты не попадешь в Церковь.
– К Пасти Церковь!
Мия покачалась на пятках, нахмуривая лоб.
– …Ему страшно… – прошептал Мистер Добряк из ее тени.
– Заткнись, срань ты бессердечная! – рявкнул Трик.
– Трик, чего ты боишься?
Мистер Добряк принюхался своим не-носом, моргнул не-глазами.
– …Темноты…
– Закройся! – проревел двеймерец.
Мия часто заморгала, на ее лице отразилось недоверие.
– Ты же это не серьезно…
– …Прошу прощения, меня не проинформировали, что я был низведен до статуса шута…
Мия пыталась встретиться взглядом с Триком, но тот хмуро смотрел в землю.
– Трик, ты действительно хочешь сказать, что пришел сюда, чтобы обучаться у самых опасных ассасинов в республике и боишься гребаной темноты?
Юноша вознамерился было снова закричать, но слова застыли на языке. Он стиснул зубы, сжал руки в кулаки, его безыскусные татуировки исказились от гримасы.
– Дело не в треклятой темноте… – тихий вздох. – Просто… в невозможности видеть. Я…
Он плюхнулся на пятую точку и пнул горсть сланца со склона.
– Ай, к черту…
В груди Мии просыпалось чувство вины, замещая злость. Она со вздохом присела рядом с двеймерцем и опустила ладонь на его руку в утешительном жесте.
– Прости, Трик. Что с тобой произошло?
– Кое-что плохое, – он вытер глаза. – Просто… плохое.
Она сжала его руку, остро осознавая, что сильно прикипела к этому странному юноше. И видеть его таким – дрожащим, как ребенок…
– Я могу его забрать, – предложила Мия.
– …Что забрать?
– Твой страх. Ну, если точнее, не я, а Мистер Добряк. Ненадолго. Он пьет его. Дышит им. Страх держит его в нашем мире. Дает силу для роста.
Трик насупленно глянул на тенистое создание, в его глазах читалось отвращение.
– …Страх?
Мия кивнула.
– Он уже много лет упивается моим. Этого недостаточно, чтобы я забыла о здравом смысле, разумеется. Но достаточно, чтобы я не дрожала во время поножовщины или когда нужно что-нибудь украсть. Он делает меня сильной.
– Бред какой-то, – нахмурился Трик. – Если он пожирает твой страх, ты никогда не научишься справляться с ним самостоятельно. Это не сила, а самообман…
– Что ж, тогда я готова одолжить этот самообман вам, дон Трик, – сердито посмотрела на него Мия. – Так что вместо того, чтобы читать лекции о моих недостатках, я бы предпочла, чтобы ты сказал «спасибо, Бледная Дочь» и доставил свою жалкую задницу в Церковь, пока нам не перерезали глотки и не оставили на съедение кракенам.
Юноша посмотрел на их сомкнутые руки. Медленно кивнул.