Если верить телефону, то звонит Егор Катугин,только голоса Егора что-то я не узнаю.У Егора бас примерный, мы его за это любим,здесь же – ангельская песня, допустимая в раю.«Здравствуй, – говорит мне песня. – Это я, СмирноваБелла.Помнишь, мы на третьем курсе целовались во дворе?»Как не помнить, было дело. Было дело, было дело,было дело, было дело, было дело в октябре.В октябре мы целовались, биохимию не сдали,и историю не сдали, и ещё чего-то там.Потому что улетали в неизведанные дали,там витали в райских кущах, или проще – по кустам.А с кустов
спадали листья, обнажая суть явлений,и не только суть явлений, но и нежные соски.Каждый день дарил нам столько всевозможныхоткровений,что смолчать тут было можно, лишь зажав язык в тиски.А язык не зажимался, потому что не бывает,что когда кого-то любишь, ты ему не говоришь,что всего его ты любишь или всю её ты любишь.И пусть мир к чертям летает, если просто рядом спишь.Просыпались, просыпали биохимию всё ту же,и историю опять же, и шатались по кино.Только петелька сжималась этим временем всё туже,и в бокале выдыхалось золотистое вино.И в зачётах разных химий под декабрьской порошейчто-то где-то потерялось – невозможно, навсегда.Потому что вдруг услышать: «Ты прости меня, хороший,ты был очень-очень нужным…» Ну, вы поняли всё, да?Наступал январь свинцовый, уходил февраль тоскливый,и лишь в марте, только в марте стало можно вдруг дышать.И Катугин отряхнулся, стал привычным и ленивым:сколько можно у соседей остры ножики держать?А потом всё стало проще, жизнь тянулась незаметно,без особых потрясений и каких-то страшных бед.Это трубка телефона, это не Егор, конкретно.Это просто райский голос…«Извини, не помню. Нет».
Скрепочка
Пока на амвоне дворцового храмашуты извивались смешно и нелепо,в башке короля колотилось упрямо:«Духовная скрепа, духовная скрепа».И вроде бы всё, как и прежде, толково —колышется рожь, умножается репа.А вот на душе отчего-то хуёво,там где-то зудится духовная скрепа.В народе какая-то злобность во взгляде,толчётся в безверье он глупо и слепо.Придворные – суки, в правительстве – бляди.Единственный выход – духовная скрепа.Духовник кивнул, выражая прискорбность,зять выпил за тему поллитру с прицепом:«Король, ну их на, сунь им в жопу соборностьи выверни матку духовною скрепой».Бездельники, эмо, фейсбук, экстремисты,певцы безобразья от рока до рэпа,тусня, бандерлоги и иеговисты —по каждому плачет духовная скрепа.И скрепа проснулась. Поправив завивку,она поднялась, величаво-свирепа,зевнула – и ёбнула всем по загривку.Она была строгой, духовная скрепа.Король рассуждал с бутылём «Цинандали»,камин разжигая наколотой щепой:«Ништяк козью морду мы им показали?Запомнят надолго. Не правда ли, скрепа?»Бурьян. Колокольни. Казаки. Дружины.Значок ГТО. Православье. Вертепы.Герои труда. Справа бронемашина.На флаге рейхстага – духовная скрепа…Я был в этом городе. Вечером снежнымстоял он без шуток, без мата, без света.Рекламой отелей встречали приезжихмертвецкие склепы, мертвецкие склепы.
Ожог
Бог-курильщик затягивается папиросойперед тем, как выдохнуть облака,что ложатся чуть ниже речных утёсови слегка качаются. Лишь слегка.Запах дыма таёжного – запах Бога,благодатный жар на краю земли.Так
сжигается бережно то немногое,что сберечь по глупости не смогли.Выгорают лиственницы и болота,сухостой и редкие солонцы.Это просто такая работа —по живому резать: Бог – публицист.Докурив, вниз бросая святой окурочек,насылая народишку глад и мор,он не в гневе, он строго и мрачно будничен,как заштатный в районном суде прокурор.«Как? За что?» Не трудись познаниемнеизвестного. Просто знай,что сгорает безудержно в этом пламенито, что ад. Но и то, что рай.А под вечер, когда уже выжжено лишнее,дождик брызнет, последний пожар поправ.Бог – курильщик. Он возится с фотовспышкою.И плевать ему на минздрав.
Хорошие пьески
Башлык
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Сашка, Шура, Саня – студенты журфака.
Таня, Наташа – их сокурсницы.
Корсунский – комсомольский вожак курса.
Галина Петровна – мать Наташи.
Глеб Алексеевич – парторг факультета.
Степан – водитель водовозной машины.
Полковник Чучалин – начальник военной кафедры.
Действие происходит в крупном областном центре и его окрестностях в начале 80-х годов прошлого века.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Большая комната деревенского общежития, плотно заставленная койками. Посередине длинный стол со стоящими вокруг табуретками. По радио хор имени Пятницкого поёт песню «Некому берёзу заломати». В углу на кровати с ногами сидит Сашка, что-то пишет в тетрадь.
Сашка (бормочет): Перепутанный мир в сознании… Перепроданный Бог, переструганный идол… Перечёркнутый круг… Хрень какая-то.
Протирает очки с выпуклыми линзами, встаёт, подходит к столу, наливает чай в эмалированную кружку из большого алюминиевого чайника, выключает радио. На крыльце раздаются шаги, в комнату входят Саня, Шура, Корсунский, Степан, снимают куртки и ватники, рассаживаются за столом.
Шура: Спасибо, Сашка, накормил. Там, кроме макарон, в запасе на кухне нет ничего, что ли?
Сашка: Это ты девчонкам спасибо говори, моё дело воду натаскать да дров нарубить.
Саня: Шура, ты ж с голоду пока не пухнешь? Послезавтра колхоз обещал мяса подогнать, отъедимся.
Корсунский (Сане): Ты, между прочим, как командир, этот вопрос давно уже должен был решить с председателем. У нас студенты нормальным питанием не обеспечены. А это, знаешь, добром может не кончиться.
Саня: Иди в жопу, проглот, на тебя не напасёшься. Правда, одно доброе дело ты сегодня учинил. Экое чудо в перьях притащил! (Все, кроме, Сашки, смеются. Степан неуверенно улыбается, грея руки о кружку с чаем).
Сашка: И чего там такого смешного в клубе приключилось?
Шура: Приключился известный гипнотизёр Валентин Стадниченко. «Товарищи, сегодня я вам расскажу об удивительном действии гипноза на наше подсознание. Прошу выйти на сцену добровольцев, желающих приобщиться к тайнам психики…» Ой, не могу! А Стёпа-то, Стёпа!
Степан: Да ладно вам.
Корсунский: Нормальный мужик, кстати. Он со своими гипнотическими опытами в политехе два дня подряд выступал – в большой аудитории геофака плюнуть негде было. Я в райкоме комсомола его из-под носа у медиков увел.
Саня: Представляешь, выходят на сцену десять наших чувих, тётки там колхозные и Стёпа. Гипнотизёр им говорит: «Сцепите руки на затылке, закройте глаза. Когда я досчитаю до десяти, руки вы разжать не сможете». Досчитал. Тётки руки опустили, плюнули и со сцены ушли. Один Степан стоит, дёргается, тут он его в оборот и взял: подошёл, ладонью в лоб легонько толкнул. «Вы, – говорит, – теперь у нас Наполеон!»
Шура: Стёпа руками махал, маршировал, по-французски что-то кричал. Мы там на пол все сползли от хохота…
Входят Таня и Наташа.
Таня: К вам можно, мальчики? Ржёте, как кони, на другом конце деревни слышно.
Сашка: Чего, скучно на танцах?
Наташа: Скучно. Девчонки сами с собой танцуют, ваши грузчики портвейн пьют в палисаднике. Ты бы, Саня, им внушение сделал какое.
Саня: Не маленькие. Работать не смогут, тогда получат… Погодите, мы сейчас Степана допытаем, чего он там ощущал, когда Наполеоном был. А, Стёпа?