Необязательная страна
Шрифт:
Двигаясь далее на запад, Китай ассигновал 12 миллиардов долларов на развитие порта Гвадар на побережье Аравийского моря в Пакистане. Идея заключается в создании места, где нефтехимические продукты, перекачанные из Средней Азии (Казахстана и Туркменистана), а также полезные ископаемые, поступающие из Афганистана, могут быть перегружены на танкеры и грузовые суда, направляющиеся в Китай. Гвадарскому проекту мешает нестабильность и проблемы безопасности – результат столкновений белуджских сепаратистов и центрального правительства – из разряда тех, которые препятствуют работе таких многонациональных корпораций, как «Эксон мобил» в Индонезии или Нигерии. Но Китай продолжает вкладывать инвестиции в порт Гвадар и работает над установлением контроля над портовым оборудованием294.
Не удивительно в таком случае,
Два десятка лет назад крупные промышленные и населенные центры Китая располагались на его восточном побережье. Этот район остается основным, однако и народ, и производство – и насущная потребность в потребляемой энергии – движутся на запад295. Китаю сейчас необходимо больше и больше энергоносителей для развития расположенных в центральной и западной частях страны территорий, а это еще одна причина прокладывать трубопроводы в юго-западные провинции Юньнань (из Мьянмы) и Синьцзян (из Пакистана)296.
Политолог Кент Кальдер пишет о том, что энергетическая независимость связывает воедино восточную и западную части Азии новыми способами. Китайско-турецкая сделка еще раз показывает, что потребность Восточной Азии в более тесных связях с Западной уравновешивается потребностью Западной Азии в торговле с Восточной. В 1980 году на Восточную Азию приходилось 20 % импорта Ближнего Востока; сейчас этот показатель удвоился до 40 % и, вероятно, продолжит расти297. Китай в настоящее время ведет оживленную торговлю с монархиями Персидского залива и быстрыми темпами заполняет пробел, оставшийся после ухода западных интересов из Ирана и Пакистана. Экономическое присутствие Китая в Азии огромно, и оно быстро растет. Его политический подход и военное жало, несомненно, очень скоро станут ощутимыми.
Возвышение Китая до сего времени не было таким разрушительным, как возвышение Японии или Германии (или России) в прошлом столетии. Экономический подъем этих стран, мягко говоря, имел четко прослеживавшийся милитаристский подтекст. Потребность в ресурсах и рынках толкала эти страны к развязыванию экспансионистских войн. Китайское заклинание со времен запуска Дэн Сяопином экономических реформ в 1978 году состояло в «мирном возвышении в гармоничном мире». В стратегическом мышлении Китая просматривается налет осторожности и терпеливости, но эти качества вряд ли могут замаскировать решимость страны в отстаивании своих интересов и достижении своих целей. У Пекина есть устремления, но он не хочет проблем298. С учетом наличия многообразных внутренних проблем и всего того, что ему еще предстоит сделать для укрепления экономических достижений, Пекин знает, что он «не в таком положении, чтобы быть высокомерным или чрезмерно хвастливым» (эти слова принадлежат заместителю министра иностранных дел Дай Бинго). И тем не менее Китай все еще видит свои интересы как отличающиеся от интересов остального мира, а его потребность в ресурсах и рынках может закончиться военным конфликтом299.
Подход типа «мы не хотим проблем» звучит, другими словами, прекрасно, но, как оказывается, его трудно соблюсти, особенно демонстрируя бряцание саблей в Южно-Китайском море. Однако недавняя размолвка в Южно-Китайском море – это не все, что заставляет Соединенные Штаты и Китай встать на путь столкновения и делает возвышение Китая источником глобального напряжения, если уж на то пошло. Китай, несмотря ни на что, все больше становится империалистической державой. Империализм появлялся в XIX столетии по мере того, как растущие европейские экономики занимались поисками в мире товаров и рынков для подпитки их развивающейся индустриализации300. Европейские державы в то время – что очень похоже на сегодняшний Китай – вкладывались в поддержание безопасности торговых маршрутов и создание инфраструктуры добычи ресурсов.
Журналист Стив Колл описал то, что он называет «меркантильным подходом к энергоносителям» со стороны Китая, и премиальные надбавки, которые тот назначает за физическое владение нефтяными поставками. Такой подход бросает оскорбительный вызов взаимозаменяемости глобального нефтяного рынка. В то время как Америка рассматривает глобальные нефтяные рынки как интегрированное целое, руководствуясь правилами свободного обмена, Китай стремится к прямым отношениям, основанным на спросе и предложении между конкретно ним и любым источником поступления нефти. Это очень отдает колониализмом XIX века. В результате установится больший контроль со стороны Китая над отношениями спроса и предложения, станет глубже политическая вовлеченность в эти дела, а также зависимость от производящих энергоносители регионов и стран. Душок колониализма XIX века не ускользнул от внимания Колла, который называет подход Китая неоколониальным301.
«Мирное возвышение» не пойдет рука об руку с меркантилизмом. И если мирное возвышение не сработает, то, как предупредил Генри Киссинджер, отношения Америки с Китаем станут похожими на вариант англо-германского соперничества, которое доставляло неприятности Европе накануне Первой мировой войны302. Германия была в то время возвышающейся мятежной державой, нуждавшейся в энергоресурсах и другой продукции, которая помогла бы ее экспансии, жадно ищущей рынки для товаров своих многочисленных заводов и фабрик. Меркантильный подход Германии вошел в противоречие с британским господством над глобальной экономикой – господством, подкрепленным не только размерами Британской империи, в которой «солнце никогда не заходит», но также и Королевским ВМФ, защищавшим торговые интересы многих других стран от германского экспансионизма303. Германия становилась милитаристской, создавая свой океанский флот, что поддерживало рост ее влияния за пределами континентальной Европы и запускало гонку подготовки к войне в первом десятилетии XX века.
Точно так же реакция Америки на меркантилистский натиск Китая против открытой торговли заставляет нас идти на конфронтацию с ним. Ближний Восток будет в центре этой схватки, если она случится.
Пример европейского империализма демонстрирует и другие уроки. За изначальным оттоком капитала из Европы в Новый Свет (английский капитал играл большую роль в создании традиционных скотоводческих ранчо и железнодорожном бизнесе Дикого Запада Америки) вскоре последовал поток капитала обратно в Европу, поскольку низкие цены на товары и промышленный экспорт, продаваемый в Новый Свет, давал европейским странам огромную прибыль. Дела, однако, не везде шли так гладко. Некоторые представители местного населения упорно избегали несправедливых условий торговли с Европой, а европейские державы реагировали в ряде случаев применением силы и даже прямыми территориальными захватами. Империализм трансформировался в колониализм, который имел некоторый смысл, поскольку европейские державы боролись не только за то, чтобы улаживать дела с беспокойными аборигенами, но также защищали свои владения от соперничающих держав.
Вчерашний империализм постепенно смещался на восток, как запоздавший на вечеринку гость, Китай начал усиленно делать инвестиции в Африку, Латинскую Америку и Западную Азию304. Он строит железные дороги и порты в странах Африки южнее Сахары и в Афганистане, чем очень напоминает Англию и Францию в Индии или Африке305. Китайские управляющие и рабочие отправляются в Африку, где живут и работают в отдельных поселениях, похожих на британские городки в колониальной Индии. Эти китайцы находятся там в длительной командировке.