Необязательная страна

Наср Вали

Мы объединяем наши усилия с Китаем, когда речь идет об экономических вопросах, торговле, капиталовложениях и финансировании долга США за счет положительного торгового сальдо Китая, из-за которого экономики США и Китая оказались тесно переплетенными²⁶¹. Мы искали их поддержки в решении острых вопросов, начиная с Ливии и кончая Ираном и Пакистаном. Но когда речь идет о глобальных делах, мы сталкиваемся с четкой гранью, разделяющей наши интересы. Китайцы видят в нас вызов и себе тоже – они являются возвышающейся державой, а мы уже устоявшейся; они пробивают себе путь наверх, а мы не пускаем их туда.

С позиции Пекина американские заверения, напротив, не выдерживают критики²⁶², «поворот к Азии» звучит во многом как «сдерживание Китая»²⁶³. Им представляется, будто Обама завел долгие дебаты по поводу того, «привлекать» или «сдерживать» Китай, в пользу последнего. Америка резко обострила свою риторику по Китаю и объявила о своем намерении противостоять его амбициям в Азии и Африке. Америка считает, «что мы продолжаем оставаться тем, кем мы были вот

уже семь десятилетий, – ведущей военной державой в Азиатско-Тихоокеанском регионе, обеспечивающей мир и стабильность». Упор на слове «военная» – это как раз то, что беспокоит Китай²⁶⁴. Мы куем новые военные связи с Индией, Вьетнамом и Филиппинами, заигрываем с Мьянмой и Монголией и добиваемся соглашения о зоне свободной торговли (так называемое Транс-Тихоокеанское партнерство, или, сокращенно, ТТП) с несколькими азиатскими странами для их более тесной привязки к Америке. Пекин все эти усилия рассматривает как компоненты стратегии, нацеленной на то, чтобы загнать его в угол. «В стратегическом плане Китай больше всего боится, – пишет Генри Киссинджер, – что внешняя держава или державы разместят военные зоны базирования по периметру границ Китая, с которых можно будет посягать на его территорию и вмешиваться в его внутренние дела. Когда Китай в прошлом считал, что сталкивается с такой угрозой, он начинал войну… в Корее в 1950 году, против Индии в 1962 году, вдоль северной границы с Советским Союзом в 1969 году и против Вьетнама в 1979 году»²⁶⁵. Китай не думает сейчас о войне с Америкой, но инстинкт подсказывает ему, что надо создавать возможность для противостояния американскому давлению и выражать несогласие с попыткой Америки окружить его, а это может быть опасным путем к конфронтации.

Признаки возрастающего влияния Китая видны повсюду и очевидны для американских руководителей. Как отметил один высокопоставленный представитель администрации, «мы прибываем то в одну, то в другую страну через аэропорты, построенные Китаем, и встречаемся с руководителями [этих стран] в новых зданиях, оплаченных Китаем». В Пакистане Холбруку неоднократно говорили: «Мы можем показать мост, построенный здесь Китаем, но не можем показать мост, построенный вами». И все же внимание Америки было обращено на региональные задворки Китая. В недавних мудрых советах Генри Киссинджера, а также Збигнева Бжезинского о том, как вести дела с Китаем, во главу угла ставится вопрос поддержания баланса сил в Азиатско-Тихоокеанском регионе – широко рассматриваемом как дуга, простершаяся от Японского моря до Малаккского пролива²⁶⁶.

Китай, однако, уже рассматривает Восточную и Западную Азию (термин, который он использует для Ближнего Востока) как связанные между собой части. К примеру, в июле 2012 года, после нескольких месяцев уговоров, китайцы в итоге согласились на переговоры с эмиссарами США по Афганистану и Пакистану. Однако дипломаты США прибыли в Пекин вскоре после возникших в Южно-Китайском море напряженностей с участием китайских и филиппинских боевых кораблей в конфликте у отмели Скарборо [25] , небольшом скоплении рифов и скал с лагуной, расположенной всего в 120 милях к западу от Лузона (самый крупный остров Филиппин в восточной части Южно-Китайского моря). Китайцы обвиняли Соединенные Штаты в кризисе и отказывались обсуждать вопрос о Пакистане, говоря своему американскому собеседнику следующее: «Сейчас возникли новые проблемы, подобно Южно-Китайскому морю, возникшему на горизонте, что требует нашего внимания». Китайцы не подразделяют мир на конфигурацию отдельных политических сфер действия. Для них Ближний Восток и Азия (и Африка с Латинской Америкой) взаимосвязаны.

25

Китайское название отмели – Хуанъянь. – Примеч. пер.

Администрация Обамы восприняла неожиданное осложнение вокруг отмели Скарборо как признак того, что возвышение Китая больше не будет мирным и гармоничным, как было раньше, и, вероятнее всего, будет осуществляться в ущерб американским интересам и интересам региональных союзников США. В основе американских интересов лежит концепция сильных государств Юго-Восточной Азии, процветающих в связи с открытой торговлей. Агрессивное поведение Китая в Южно-Китайском море (с учетом богатых залежей нефти и природного газа на его дне) бросает вызов этой концепции. Оно ошеломило азиатских соседей Пекина, и некоторые из них, такие, как Филиппины и Вьетнам, обратились к Вашингтону за помощью²⁶⁷. Но Обама и его советники ошиблись в том, что, по их предположениям, китайская чрезмерная настойчивость ограничена одной Азией, а Азия, по мнению Китая, – это Азиатско-Тихоокеанский регион.

Есть две концепции Азии в китайских представлениях. Первая – это действительно Азиатско-Тихоокеанский регион: район к востоку от Мьянмы или, другими словами, регион, который мы называем Юго-Восточная Азия (Мьянма, Таиланд, Вьетнам, Индонезия, Филиппины, Сингапур и т. д.), плюс Северо-Восточная Азия (Япония, Северная Корея, Южная Корея). Но есть и более полная концепция Азии как обширного массива суши – самого большого в мире по площади и по населению, – который распространяется от Тихого океана до Средиземного моря. Китай признавал до сего дня доминирование Америки в Азиатско-Тихоокеанском регионе, но не так чтобы очень, когда речь шла о странах Южной и Средней Азии и Большого Ближнего Востока. Наша стратегия должна состоять в том, чтобы бросить вызов китайской концепции того, где Америка может и должна присутствовать. Мы достигаем этого поддержанием ощутимого присутствия в западных частях Азии – и не только в виде военных баз, но и за счет встраивания в экономику и политическую жизнь региона.

Америка является неотъемлемой составной частью Азиатско-Тихоокеанского региона благодаря большому количеству торговых сделок и военных баз, а также двусторонним союзам и военным организациям, которые она помогала создавать и в которых сейчас участвует. Наша цель состоит в поддержании в регионе стабильности, открытости и недопущения конфликтов. Мы видим преимущества в процветании и открытости региона для американского бизнеса и торговли. Чем благополучнее будет Азиатско-Тихоокеанский регион, тем важнее для нас обеспечить его свободу от гегемонистского контроля со стороны любой державы. Та же самая логика должна быть применима и к Ближнему Востоку. Тем не менее сегодня на Ближний Восток приходится 5 % торговли США и только 1 % их прямых инвестиций (54 миллиарда долларов из 3,4 триллиона долларов) – мизерная сумма по сравнению с АТР, на который приходится 16 % американских инвестиций за рубежом²⁶⁸. Объем нашей торговли с регионом сейчас меньше китайского. Важным моментом последнего десятилетия, который мы пропустили из-за нашей занятости войнами на Ближнем Востоке, стал факт бурного развития китайской торговли с регионом. Объем товарооборота Китая с Ираном вырос с 1,3 миллиарда долларов в 1999 году до 45 миллиардов в 2011 году. Товарооборот Китая с Саудовской Аравией вырос с 4 миллиардов в 2001 году до 50 в 2011 году, с Египтом – с менее миллиарда в 2001 году до 9 в 2011 году. С 2006 года Китай экспортирует на Ближний Восток больше Соединенных Штатов, то же самое относится и к импорту за период с 2009 года²⁶⁹. В 2010 году объемы китайского экспорта в регион почти вдвое превосходили американские (Китай сейчас – крупнейший экспортер в регион), а китайские прямые инвестиции за рубежом резко взлетели, оставив Америку далеко позади: 30 % мировых контрактов Китая в тот год приходилось на арабские предприятия²⁷⁰. Мы существенным образом уступили Ближний Восток Китаю и другим, которые теперь от этого получают выгоды, в то время как мы сами ускоренными темпами пытаемся не допустить того же в Азиатско-Тихоокеанском регионе и Африке.

В прошлом Америка противилась попыткам вытолкнуть ее из Азии гегемонистскими силами. С 1941 по 1945 год Америка участвовала в мировой войне с Германией и Японией, потом мы десятилетиями давали отпор Советскому Союзу, чтобы не допустить такого исхода²⁷¹. А сейчас Америка опасается того, что Китай может захотеть исключить Соединенные Штаты из Азии как раз тогда, когда находящаяся на спаде экономика США сильно нуждается во всех связях, которые можно было бы активно подключить²⁷². Этот страх скрывается за расширением договоренностей о свободной торговле (с Японией и Южной Кореей) и новых деловых связей в Азии (с Индией и странами Юго-Восточной Азии) ²⁷³. А в более широком плане он прячется за действиями по «восстановлению баланса» и усилиями, направленными на то, чтобы убедить страны АТР в том, что Китай не собирается расти до такой степени, что может заслонить солнце. Мы будем присутствовать там с целью осуществления контроля над его амбициями. Мы также хотим, чтобы Китай знал, что мы будем начеку, чтобы вовремя встать на пути его продвижения к гегемонии. Но для убедительности наших действий мы должны это делать не только в Восточной Азии, но также и в других частях мира, начиная с Западной Азии.

Согласно прогнозу глобальной нефтяной компании «Бритиш петролеум», за период с настоящего времени и до 2030 года 95 % роста мировой потребности в нефти будет приходиться на Китай и Индию (которая к 2030 году превзойдет Китай по численности населения). Даже если они будут расти более медленными темпами, на эти два азиатских гиганта будет приходиться значительная доля глобального потребления энергоресурсов. Северная Америка, напротив, станет энергетически независимой. В 2030 году природный газ составит большую долю (по всей вероятности, подавляющее большинство) глобального потребления энергии, но не в Китае и Индии. Начать с того, что в Китае все еще будет недостаточно необходимой инфраструктуры трубопроводов для распределения природного газа внутри страны (строительство национальной сети, соединяющей источники поставок с сотнями тысяч городов, городков и сел, займет значительное количество времени и потребует капиталовложений), а это также ограничит его возможности разрабатывать свои собственные резервы сланцевого газа.

К 2030 году страны – производители нефти и газа из Средней Азии и Ближнего Востока полностью будут зависеть от азиатских покупателей – замешенная на нефти стратегическая взаимосвязь между Америкой и Персидским заливом станет разваливаться. Эта тенденция просматривается уже сейчас. Япония покупает природный газ у Катара по 15–17 долларов за миллион БТЕ (примерно 1000 куб. футов, или 27,4 куб. м [26] ), в то время как цена в Америке за тот же самый объем газа составляет всего 3 доллара (одна из причин надеяться, что производство США станет более конкурентоспособным). Катар и другие ближневосточные страны – производители газа могут ожидать сокращения спроса на Западе – их рынком сейчас является Азия. Они смотрят на восток точно так же, как Китай смотрит на запад. Монархии Персидского залива инвестируют средства в перерабатывающие предприятия, банки и в обрабатывающую промышленность в Китае, углубляя экономические связи между Восточной и Западной Азией.

26

БТЕ (BTU) – британская термическая (тепловая) единица: используется, в том числе, для котировок цен на топливо на англо-американских рынках. 1000 куб. м природного газа содержит 35 800 000 БТЕ, а 1 куб. фут равен примерно 1000 БТЕ. – Примеч. пер.