Необычайные приключения на волжском пароходе
Шрифт:
– Десять шиллингов.
– Вам не гарантирована покойная старость, мистер Лимм. Отвечаю.
– Вынимайте ваши часы.
Лимм и Педоти полезли в жилетные карманы за часами. Ни у того, ни у другого часов не оказалось.
– Мои часы?
– растерянно спросил Лимм.
– И мои тоже, - сказал Педоти.
– Куда они могли деваться?
– Я только что вынимал их.
Оба произнесли протяжно: "о-о-о"...
Около озадаченных иностранцев уже стоял Гусев. Оба глаза открыты. Сказал сурово:
– Сперли
– О, - проговорили Лимм и Педоти, - это непонятно.
– То есть - как непонятно? Каждый сознательный гражданин сам должен смотреть за карманами, а не ходить разиня рот, затруднять госорган - искать ваши побрякушки. Работа уголовного розыска основана на классовом принципе, но в данном случае -ваше счастье: вы наши гости, полезные буржуи, считайте - часы у вас в кармане.
Он пронзительно свистнул и с непостижимой расторопностью кинулся в толпу. Сейчас же оттуда выскочили два карманника, - помчались по селедочным бочкам, через кучи колес, ящиков и лаптей. Гусев, казалось, появлялся сразу в нескольких местах, будто три, четыре, пять Гусевых выскакивали из-за тюков и бочек.
На румяных лицах Лимма и Педоти расплывались удовлетворенные улыбки.
– Оказывается, они умеют охранять собственность, мистер Педоти.
– Да, когда хотят, мистер Лимм.
Грузчики, привалившись к перилам, говорили: - Проворный, дьявол.
– Не уйти ребятам.
– Засыпались ребята.
Хохотал меднолицый Парфенов, расставив ноги. В толпе ухали, гикали, свистели:
– Сыпь! Крой! Наддай! Вали! Вали!
И вот - все кончилось: Гусев появился с обоими часами: лицо равнодушное, один глаз опять закрыт. Лимм и Педоти захлопали в ладоши:
– Браво! Поздравляем...
– Никаких знаков одобрения, - Гусев одернул кушак.- Работа показательная, - для своих, а также для международных бандитов...
Внезапно что-то с треском обрушилось, покатилось, загрохотало на берегу. Крик. Тишина. Парфенов проговорил:
– Не иначе как ящики с экспортными яйцами.
Из темноты появился капитан. Унылое лицо вытянуто, усы дрожали. Развел руками:
– Необыкновенное происшествие... Граждане, нет ли среди вас доктора?
Гусев, подскочив к нему: - Ящики с экспортными яйцами?
– Да не с яйцами, с таранью... Черт их знает - обрушилось полсотни ящиков прямо на сходни... И уложены были в порядке... Впрочем, не я их укладывал, меня это не касается, я ни при чем...
– Сколько человек задавило?
– Да двух иностранцев, - говорю я вам.
– Мне это не нравится, - сказал Гусев.
– До смерти?
– Ну, конечно, - покалечило, шутка ли - ящиком-то... Да - живые... А, впрочем, мое дело вести пароход, за груз отвечаю, а что на берегу...
– Господин капитан, - спросил Лимм, - мы поджидали здесь двух американских джентльменов...
– Ну да же, говорю вам, - одному бок ободрало, другого вбило в песок головой, завалило рыбой, вытаскиваем...
– Это они, мистер Педоти, - сказал Лимм.
– Это Скайльс и Смайльс...
Педоти и Лимм поспешно пошли на берег. За нимикое-кто из любопытствующих пассажиров, москвичи, капитан, Парфенов, Гусев. На конторке появился Ливеровский, - шляпа помята, руки в карманах. Гусев, приостановившись, внимательно оглядывает его. Ливеровский - с кривой усмешкой:
– А еще хотите, чтоб к вам иностранцы ездили...
Возмутительные порядки...
– У вас оторваны с мясом две пуговицы, - заметили?
– А вам, собственно, какое дело? Убирайтесь-ка к чертям собачьим.
– Ладно, встретимся у чертей собачьих.
– Гусев ушел.
Ливеровский задрал голову к палубе, где, взявшись за столбик, стояла Эсфирь Ребус.
– Грубо работаете, Ливеровский, - сказала она.
– Плевать, зато - чисто.
– Могу я, наконец, пойти спать?
– Спите как птичка. Скайльс и Смайльс не поедут с этим пароходом...
– Очень хорошо. У Скайльса и Смайльса отобьет охоту иметь дело с этой грязной страной.
Эсфирь Ребус ушла в каюту. Ливеровский, захватив чемоданы, - на пароход. По палубе прогуливались Хопкинсон, в отблескивающих пароходными лампочками черепаховых очках, и профессор Родионов. Остановились, облокотились о перила, глядели, как из конторы вышел пароходный агент и за ним молодая женщина в парусиновом пальто с откинутым капюшоном,- за руку она держала хорошенькую сонную девочку. Рубя ладонью воздух, агент говорил со злостью:
– Гражданка, отвяжитесь от меня, - билетов ни в первом, ни во втором, ни в третьем...
– Что же нам делать?
– Что хотите, то и делайте...
– Мы смертельно устали с моей девочкой, - восемьдесят верст на лошадях...
– Пожалуйста, - это меня не касается.
– Тогда уж - дайте палубные места...
– То - дайте, то - не давайте... Сразу надо решать... Неорганизованные... Нате, - два палубных...
Молодая женщина, не выпуская руки девочки, попробовала захватить чемодан, укладку, корзину с провизией, кукольную кроватку и картонку для шляпы. Но то либо другое падало, - ничего не выходило. Тогда она сунула девочке кукольную кровать и - с досадой:
– Можешь мне помочь, в самом деле. Не видишь - я мучаюсь...
– Не вижу, - сказала заспанная девочка.
– Держи кровать.
– Держу.
Но только мать подхватила кое-какие вещи, - девочка стоя заснула, кроватка упала...
– Мука моя с тобой, Зинаида! Неужели у тебя нет воли, характера преодолеть сон? Возьми же себя в руки.
– Взяла.
– Держи кроватку... Идем, не спи...
И, конечно, - опять шаг - и девочка заснула, кроватка упала. У матери покатилась шляпная картонка, посыпалась провизия из корзиночки. Она села на укладку с подушками и всхлипнула. Зинаида проговорила: - У самой нет характера, а на меня кричишь.