Необычайные приключения на волжском пароходе
Шрифт:
Заросший мужик плюнул. Опять замолчали. На верхней палубе проходит Родионов с Зинаидой.
– Папа, птицы!
– говорит она.
– Чайки принадлежат к семейству пингвинов, Зиночка, они питаются рыбой и другими ингредиентами... Мясо их жестко..
– Папа, они голодные.
– Пойдем, попросим хлебца, будем им кидать... Деточка моя, ты очень любишь маму? Мама - изумительная, цельная, редкая женщина...
Зинаида, насупясь: - Мама не женщина...
– Разумеется, она - прежде всего - мама...
– Папа, не понимаю - чего ты?
– протянула Зинаида.
– Боже мой, прости, моя крошка...
Снова, оживленные, появляются Шура и Ливеровский.
Они еще не дошли до кормы и не видят профессора.
Щура говорит:
– Многие котируют меня как необразованную, но я далеко не то, что выгляжу... И ваша агитация про любовь меня смешит. Наука открыла, что так называемая любовьтолько голый животный магнетизм...
– Так вот - ваш животный магнетизм и сводит меня с ума.
– Это мне многие говорят.
– Например - негр...
– Ну, вы просто, знаете, того-с... (Покрутила пальцем у головы.)
– Черт возьми, - прищурясь, говорит Ливеровский,- вот на такую женщину не пожалеть никаких средств.
– К сожалению, у нас в этом смысле не развернуться. Наше правительство просто нарочно раздражает публику... Пудру, например, продают - пахнет керосином.
– Что ж, он к вам каждый день шатается?
– Опять он про Хопкинсона! Слушайте, - обыкновенно я принесу им чай в кабинет, и они там - бу-бу-бу...
А сама либо звоню по телефону, - у меня страсть разговаривать по телефону... Или я читаю иногда... Вы не поверите - я увлекаюсь марксизмом.
– Уверен, что негр втирает очки вашему профессору.
– И - ошиблись. Они разбирают одну рукопись. Хопкинсон написал ее так, чтобы никто не понял, - шибром. Но слушайте - это государственный секрет! Обещайте - никому...
– Хорошо, - Ливеровский придвинулся, раздув ноздри.
– При одном условии (свинцово глядит ей в глаза, Шура раскрыла рот).
– Чего?
– Приходите в мою каюту...
Шура слабо толкнула его ладонью: - Что же это такое... Ой!
Споткнувшись, пошла на корму. Увидала профессора, опять раскрыла рот: Ой!
– Ты уже встала, собака?
– Профессор слегка загородил собой Зинаиду. Мы проезжаем довольно красивыми местами. (Заметив, что Шура уставилась на Зину, нахмурился.) Не присоединишься ли к нам?
– Это что за девочка?
– уязвленно спросила Шура.
Профессор строго кашлянул: - Гм... Эта девочка - дочь...
– Чья, интересно?
– Гм... Моя... (И - строго глядя на головастую чайку.) Так вот, Зина, предложение...
У Шуры все личико стало, как у высунувшейся мыши:
–
– ... предложение, - тверже повторил профессор, - пройти на носовую часть парохода...
Он повернулся. Ливеровский любезно приподнимал шляпу:
– Доброе утро, профессор, я уже имел счастье познакомиться с вашей супругой... Иосиф Ливеровский, вице-консул республики Мигуэлла-де-ля-Перца...
– Очень приятно, - сказал профессор, - вы попали в довольно неподходящую минуту... Вопросы агрикультуры, которые вас, несомненно, интересуют, несколько заслонены от меня беспорядком в личной жизни... Но я надеюсь быстро разобраться... (Поклонился.) До свиданья...
Обняв Зинаиду, строгий, научный, он пошел на носовую часть парохода. Ливеровский с кривой усмешкой:
– Девчонка едет в четвертом классе с матерью. Я ее видел, - очень сохранившаяся женщина.
Шура проглотила нервный комочек. Самообладание вернулось к ней. Передернула плечиками:
– С чем вас и поздравляю: эту Нинку вся Москва знает, - сплошная запудренная морщина. Сохранившаяся ! Мне все теперь ясно, - да, да, они заранее сговорились. Вот, сволочь, устроили мне прогулку по Волге...
Ливеровский потянулся взять ее за спину:
– Красивая, гибкая, злая...
Шура вывернулась, как из трамвайной толкучки:
– Оставьте пошлости!
Но он - настойчиво:
– Хотите - помогу? (Она дышала ноздрями.) Все просто и мило: профессора от свежего воздуха целиком и полностью потянуло на лирику. Зрелище неопрятное, - сочувствую вам. Профессора нужно вернуть с лирических высот на землю. Есть план.
– Какой?
– Эта самая рукопись, что вы рассказывали...
– Которая у Валерьяна в портфеле?..
– Принесете ее мне... (Шура молчит.) Спрячем. (С неожиданным раздражением.) Ну, профессор будет метаться по пароходу в панике и - ему не до Зинки с Нинкой. Поняли?
Шурины глаза неожиданно раскрылись от восхищения: - Поняла.
– Несите...
Тогда из окна обеденного салона медленно высунулась голова Гусева. Жуя осетрину, проговорил:
– Александра Алексеевна, увидите профессора - не забудьте сказать, что портфель его у меня...
Он показал портфель - из кожи под крокодила:
– И ключ от вашей каюты у меня...
Показал также и ключ. Шурка молча схватила его.
Убежала. Ливеровский в это время закуривал. Бросил спичку за борт: Завтракаете?
– Завтракаю, - любезно ответил Гусев.
– Присоединяйтесь.
– Ничего осетринка-то?
– Пованивает, но есть можно.
– Что еще скажете хорошенького?
– спросил Ливеровский.
– А ведь в портфеле-то у него не рукопись, а копия.
– Да, я тоже так думаю, - Ливеровский равнодушно отвернулся.