Необыкновенное лето (Трилогия - 2)
Шрифт:
Извеков неподвижно стоял с края стола и глядел на вошедшего немигающими глазами из-под приподнятых своих темных бровей в линейку.
– Ваша фамилия - Дибич? Садитесь, - пригласил он и сам, обойдя стол, первый сел, не спуская взгляда с Дибича.
Вдруг опять, и уже с полной уверенностью, Дибич сказал себе, что видел этого человека, где - не помнит, но видел, и невольно тоже остановил внимание на его табачно-желтых глазах и на этом легком пятне веснушек, врассыпную сбегавших с переносицы, необычных для смуглокожих. Так они несколько мгновений безмолвно смотрели друг на друга, пока Извеков не спросил словно бы приказывающим
– Скажите, вы не командовали вторым батальоном восьмого стрелкового?
– Так точно, командовал. Я - поручик восьмого запасного.
– Ну, я вас не признал бы, если бы не ваша редкая фамилия!
– сказал Извеков и не то с участием, не то с упреком покачал головой.
– Я вас, напротив, как будто узнаю, но не вспоминаю. Может быть - на фронте?
– Ломова помните? Рядового шестой роты вашего батальона Ломова, а?
– Ломов!
– приподнялся Дибич.
– Ломов, разведчик!
– Ну, какой там разведчик! А уж если разведчик, то по вашей вине, улыбнулся Извеков.
В этой его улыбке, будто обращенной к самой себе и одновременно насмешливой и стеснительной, Дибичу раскрылась та черта, которой недоставало, чтобы воскресить воспоминание, и тогда в один миг он не только узнал в Извекове своего солдата, но словно взрезал в памяти сразу все, что окружало имя Ломова...
Было это на Юго-Западном фронте, во время майского наступления русских армий, оставившего неизлечимую рану на духе австро-венгерского войска и придавшего духу русских нежданное возбуждение, полное веры в неистощимость народных сил.
Командиром роты Дибич проделал с боями больше чем двухсотверстный марш. К концу марша был тяжело ранен батальонный командир, и Дибича, недавно награжденного анненским темляком, назначили на его должность. К этому времени австрийцев на многих участках уже заменили германские части, спешившие на подмогу своему разбитому, панически отступавшему союзнику. Прорванный русскими и пришедший в безнадежное расстройство фронт немцы не могли восстановить, - они ставили себе задачей удержать дальнейшее распространение прорыва, угрожавшее их флангу на севере и австро-венгерскому фронту на юге. Перебрасываемая с запада, обкатанная в боях с французами немецкая пехота кидалась в контратаки против русских полков, уже ощущавших, после длительных битв и переходов, недостаток в пополнениях. Добиваясь создания непрерывности линии фронта, германцы укрепляли и решительно отстаивали новые позиции, местами стараясь вернуть из русских рук выгодные пункты, и с упорством возобновляли атаки, если они сразу не приносили результата.
Батальон Дибича почувствовал смену противника на рассвете, когда захваченная с вечера небольшая высотка подверглась внезапному картечному обстрелу легкой артиллерией, которой до того у, австрийцев не было. Дибич был предупрежден штабом своего полка, что против соседей справа и слева появились немцы, что надо ожидать контрудара и необходимо удержать высоту. Еще до начала обстрела он приказал окапываться. Под огнем, перебегая от одного укрытия к другому, он осмотрел расположение батальона и отдал приказ отвести шестую роту в лесок, на самую маковку высоты, в резерв, с тем чтобы там была подготовлена запасная линия обороны. Он не отвечал на стрельбу, но деятельно готовился отразить атаку и всеми силами наблюдал за позицией противника и его огнем. Однако действия немцев ограничились этим неожиданным артиллерийским
Считаясь с вероятностью ночной атаки, Дибич в сумерки вызвал к себе в недостроенную землянку командиров рот с рапортами о ходе работ по укреплению высоты, с намерением подогнать эти работы. В офицерах он видел еще не столько своих подчиненных, сколько недавних равноправных сослуживцев и приятелей, поэтому в разговоре с ними скоро почувствовал, что они, совершенно так же как он сам, не могут разгадать сумбурной тактики противника и довольно заметно взволнованы. Было признано, что самое главное в этих обстоятельствах - разведка, и Дибич решил, что все роты, за исключением шестой резервной, с наступлением полной темноты вышлют, каждая на своем участке, разведывательные отряды с заданием - проникнуть в ближайшее расположение противника и бесшумно захватить "языка".
И вот после этого решения, задержавшись перед уходом из землянки, командир шестой роты - партнер Дибича по шахматам и тоже из прапорщиков запаса - доложил, что у него - неприятность: с последним пополнением пришел в роту рядовой Ломов, о котором через фельдфебеля стало известно, что он на привалах вел с солдатами опасные беседы о бесцельности войны для простого народа. Рядовой этот новобранцем прошел обучение в Нижнем Новгороде, до призыва служил чертежником на Сормовском заводе, хорошо грамотен, - на острый нюх фельдфебельского носа тут дело не совсем чисто.
– Что ж, - сказал Дибич, размыслив, - пошли его для начала в разведку, - может, это вправит ему мозги. Я прикажу, чтобы его взяли нынче бывалому разведчику в пару.
Беспокойство продолжавшейся затаенной тишины выросло к ночи нестерпимо. Низкие тучи соединились с темной землей. К моменту вылазки разведок наступил такой мрак, что не видно было пальцев вытянутой руки. Спустя короткое время вправо от Дибича разнеслось несколько выстрелов, тотчас старательно поддержанных пулеметами. Почти сразу затем возникла беглая ружейная пальба далеко слева. Дибич понял, что огонь вызван разведкой, и за один этот час ожидания в непроглядной ночи извел столько табаку, сколько не выкуривал в иные сутки.
Когда вдруг ввалившийся в землянку связной доложил, что "язык" добыт и что это - немец, Дибич подпрыгнул, как мальчишка, обнял солдата, крикнул:
– Живо, живо! Пусть его тащат ко мне! А тем, кто добыл, - по новой паре сапог, нет!
– отпуск вне очереди, черт их побрал! Молодцы!
Уже после того как доставленный немец был допрошен и на телеге отправлен с конвоем в штаб полка, Дибич узнал - кому приходится обещанный под щедрую руку отпуск. Оказалось - как раз новичку-разведчику шестой роты и посчастливилось добыть живьем немца, притом - только ему одному и в условиях, совсем исключительных.
В назначенную минуту Ломов в отряде из шести человек выбрался из окопа и пополз по склону вниз. Заросший молодой травой чистый луг скатывался полого, сажен на сто, к неглубокому овражку с ленивой речкой, почти ручьем. Овражек увивался порослью ольшаника и черемухи. За ним опять шел луг, еще сажен на сто, такой же чистый и ровный, кончавшийся невысокой грядой. На гряде должна была находиться передняя линия противника - цель, которую надо было достичь незаметно. Что предстояло там встретить - никто не знал.