Необыкновенные приключения «русских» в Израиле. Семейные хроники времен Большой Алии
Шрифт:
В этот вечер они долго не ложились спать, ждали бомбежки. Наконец, в 12 часов решили, что Саадам Хуссейн пошутил и можно расслабиться. Сигнал тревоги прозвучал в два часа ночи. Спросонья Юра и Рита минуты две приходили в себя, а потом кинулись заклеивать окна и двери. Перед этим, чтобы в квартире можно было продолжать жить, они приклеили полиэтилен сверху над входной дверью и окнами, потом скатали его в рулоны и подвязали их вверху. Сейчас они принялись непослушными пальцами развязывать ленточки, чтобы опустить полиэтилен и приклеить его по бокам. Руки дрожали и не слушались их. От растерянности Рита опустила и приклеила пленку на входной двери, забыв с перепугу про семью Певзнеров. Те, скатившись по лестнице со спящим Пашкой на руках, стали биться в закрытую дверь, которую Рита также забыла открыть. Наконец, пленку отодрали, дверь открыли и, впустив беженцев, снова стали все закрывать и заклеивать. Только все закончили и стали распаковывать противогазы, как в дверь постучали и робкий голосок попросил открыть. Голосок принадлежал Алене, шестнадцатилетней девочке,
Алена спокойно стояла на площадке, меланхолично глядя на них.
— Что, что у вас случилось? — закричали они ей.
— Ничего, — ровным голосом ответила она. — Просто папы нет дома, и мы с мамой решили с вами посоветоваться.
— О чем?
— Как вы считаете, это действительно началась война?
— Ну конечно, началась, ведь была же сирена.
— Так что, нам нужно идти в хедер атум?
— Обязательно. Еще несколько минут назад надо было.
— А противогазы? Вы думаете, что их таки нужно надевать?
— О, господи, ну конечно. Алена, иди скорее домой и делайте все, что нам говорили.
— Так мне сказать маме, что вы считаете, что это серьезно? — все еще с сомнением в голосе продолжила спрашивать Алена, повидимому даже не собирающаяся уходить.
— Алена, — не выдержал Саша, понимая, что отмеренные пять минут уже давно прошли, и они все обречены на гибель. — Иди немедленно домой, надевай противогаз и закрывайтесь в хедер атум. Все, до свидания.
Они закрыли дверь, без особого энтузиазма, так как все уже было потеряно, заклеили ее и пошли помогать Белле натягивать противогаз на отчаянно отбивающегося Пашку. Тот перепуганный, тем, что его разбудили среди ночи, громко плакал и не хотел ничего надевать. Чтобы показать ему пример, они все натянули на себя противогазы, но это возымело обратное действие. Увидев вокруг себя вместо мамы и папы, какие-то страшные рыла, Пашка заревел еще громче и от ужаса уткнулся лицом в подушку. Так как к тому времени они все-таки натянули на него противогаз, он стал задыхаться. С него сорвали противогаз, дали отдышаться, но потом натянули снова, так как Белла тоже сорвала с себя противогаз и стала истерически кричать, что ее ребенок сейчас погибнет. Тогда Пашку стали силой удерживать в сидячем положении, одновременно не давая ему снять противогаз, но так как он ревел не переставая, тот изнутри стал мокрым от Пашкиных слез, соплей и слюней, и Пашка снова стал задыхаться. Пришлось снова раздеть его и вытереть ему лицо и попытаться обсушить противогаз.
И тут вдруг Юра вспомнил, что нужно было включить телевизор и слушать объявления командования тыла. Противогазы нужно было надевать только в случае, если действительно было применено химическое оружие и, если ракета разорвалась где-то поблизости, Тогда по телевизору должны были сказать условные слова «Нахаш цефа», а если эти слова не прозвучали, распаковывать противогазы нельзя было под угрозой штрафа.
Включили телевизор и узнали, что ракета разорвалась в районе А, так условно называли центр страны, а их район был район Б, и им оказывается ничего не грозило. Сняли противогазы и попытались уложить их снова в коробки как было, но проклятые маски не хотели складываться и после упорной борьбы их запихнули как попало, решив, что лучше уплатить штраф, чем так мучиться. Успокоившийся Пашка с любопытством смотрел на них, а потом вдруг до него дошло, что событие, о котором столько говорили родители, наконец-то свершилось, и он имеет совершенно законное право на награду.
— Так война началась? — на всякий случай уточнил он.
— Да уж началась, сынок, — вздохнула Белла.
— Давайте сгущенку, — потребовал он, и так как возразить ему, конечно же, было нечего, ему сунули в руки тюбик, который он принялся с наслаждением высасывать, торжествующе и довольно поглядывая на взрослых.
Наконец через десять минут по телевизору объявили, что по распоряжению главнокомандующего тылом Нахмана Шая, чрезвычайная ситуация отменяется и можно выходить из изолированных комнат и продолжать вести нормальную жизнь. Забегая вперед могу сказать, что, наверное, ни один самый популярный актер, певец или политический деятель не переживал такого всплеска народной любви или даже обожания, как генерал Нахман Шай в эти полтора месяца войны в заливе. Никогда столько людей не сидели в таком напряженном ожидании, мечтая услышать его имя, так как это означало, что они пережили еще одну бомбежку и остались живые. Никогда столько женщин всех возрастов не были заочно влюблены в одного единственного человека. И никогда, пусть хоть и маленькая, но все-таки целая страна не желала столько счасться, здоровья и долгих лет жизни одному единственному генералу из всей армии, как будто отмена тревоги, и, следовательно, опасности, была целиком и полностью его заслугой. После окончания войны он был единогласно избран человеком года, а затем по мере того, как угасала память о войне, угасала память и о нем и вскоре он был благополучно забыт и снова погрузился в пучину армейской безвестности, может быть, до новых войн, в которых у Израиля, как известно, недостатка нет.
Нужно сказать, что это только первая тревога прошла так суматошно. Во время второй они вели себя уже более адекватно, а дальше пошло привыкание и особого напряжения во время бомбежек они уже не чувствовали. Тем более, что жизнь в стране шла обычным путем, и на улице война никак не чувствовалась. По-прежнему,
Звуки сирены перестали вызывать панику, хотя в общем-то люди старались пережидать тревогу в помещениях, но, если приходилось оставаться на улице или в автобусах, тоже никто особо не переживал. Многие, наоборот, при звуке сирены залазили на заборы, крыши или деревья, стараясь высмотреть летящую ракету, и нередко можно было слышать как диктор радио после очередной сирены взывал к населению «Сумасшедшие, сойдите с крыш. Вы же можете погибнуть.»
Но погибнуть они могли по-видимому, только упав с крыши дома, так как КРЫША НАД ИЗРАИЛЕМ работала вовсю. Правда ей еще помогали противоракетные установки «Патриот», размещенные вокруг каждого города, и если бы не один случай, можно было бы сказать, что жертв от бомбежек не было. Одним случаем стал шестнадцилетний мальчик Сережа, которому идиоты родители позволили ночевать на балконе, и в которого попал и убил его осколок от взорванной «Патриотом» ракеты. Остальные пятнадцать жертв этой войны скончались от сердечных приступов во время атак, а одна маленькая арабская девочка задохнулась в противогазе.
Война закончилась 28-го феврала как раз на пурим, что многие нашли символичным. Всеобщего ликования по этому поводу не было, так как к тому времени ракеты уже почти не запускались, а у израильтян был гораздо более важный повод для волнения, а именно, где достать на праздник самый популярный в этом году костюм — форму американского солдата. Спрос породил предложение, и на пурим по улицам Израиля ходило столько американских солдат, сколько их не было даже в самой американской армии.
И, конечно же, среди них Пашка, гордый своей почти настоящей камуфляжной формой и с почти настоящим автоматом в руках. Так как в этот день занятий в ульпане не было, они все вчетвером пошли к нему в садик посмотреть на праздничный утренник. Идя по улицам они не переставали удивляться, насколько серьезно израильтяне относятся к своим праздникам. Не только дети, но и очень многие взрослые разгуливали в причудливых карнавальных костюмах с размалеванными лицами. Но самое сильное впечатление на них произвел костюм Пашкиной воспитательницы. Увидев его, они сначала так испугались, что на мгновение онемели, а потом Саша только смог ошеломленно произнести «Ни хрена себе» и снова замолчал. Проверх одежды воспитательница надела на себя огромные голые пластмассовые груди, которые даже с близкого расстояния выглядели как настоящие, а на лицо страшную маску с длинным кривым носом и выступающими вампирскими клыками. Правда нужно сказать, что ни местные дети, ни пришедшие с ними родители тоже в карнавальных костюмах совершенно не были ни шокированными, ни возмущенными ее видом, а наоборот, казались очень довольными, и смеялись и веселились от души. Белла, как бывшая советская учительница, еще пыталась сначала возмутиться, но видя, что кроме них никто на это безобразие не реагирует, решила не вмешиваться, тем более, что муж ей строгим голосом напомнил, что в чужой монастырь со своим уставом не лезут.
После пурима занятия в ульпане закончились. Юра и Рита перешли учиться на подготовительные курсы, а Беллу приняли на курсы для учителей англиского языка. Хотя «подруга» сообщила ей об этих курсах, когда прием уже закончился, в Хайфском отделении министерства образования пожалели ее и разрешили сдать экзамен индивидуально. Она прошла, правда, вместо Хайфы, которая была рядом ей пришлось ездить на двух автобусах на курсы для жителей Акко и Нагарии. Но она и за это была благодарна, так как без свидетельства об окончании этих курсов на работу в школу устроиться было невозможно. Министерство абсорбции платило ей стипендию, а также оплачивало дорогу и няню для Пашки, которая забирала его из садика и смотрела за ним несколько часов, пока она приезжала после курсов домой.
Саша довольно быстро нашел себе работу. Хотя у него был диплом инженера, он устроился рабочим на завод «Тромасбест», где собирали «караваны», то есть домики из асбестовых панелей для олимов, которые не нашли себе съемных квартир. Конечно, он надеялся, что эта работа будет для него временной, а как только он достаточно выучит иврит, то сможет искать работу по специальности. Вообще «работа по специальности» считалась среди русских мерилом успеха. Как только кто-то объявлял, что нашел работу, его сразу спрашивали по специальности или нет. Если оказывалось, что по специальности, такому человеку все завидовали и считали, что он уже «устроенный».