Необыкновенные собеседники
Шрифт:
И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,
Одиссей возвратился, пространством и временем полный...
Не в этом ли счастье старости — «возвратиться, пространством и временем полным»? И не возникнет ли когда-нибудь у людей иная, чем ныне, форма приветствия? Не «доброго здоровья», не «добрый путь», даже не «здравствуй», а «доброй старости, друг!». Потому что пожелать молодому «доброй старости» — значит тем самым пожелать ему всей доброй жизни, полной смысла и дел добра. Ибо старость венчает жизнь. Венчает, а не принижает и не печалит ее. Венчает.
Больше, чем четверть века назад, когда только мерещилась в будущем все еще не написанная книга о старости, сочинил я пьесу об авторе Дон-Кихота и вложил в уста своего Сервантеса слова восхваления старости: «Авельянеда упрекает меня в том, что я стар. Как будто вдохновение зависит от цвета волос, а не от опыта, который возрастает с годами! Знайте же все, что нет поры счастливее и прекраснее старости! Во всеоружии лет, в мощи и в блеске крылатой старости я завершу своего Дон-Кихота!»
Крылатая старость! Семидесятилетний юбилей Паустовского не мог быть отпразднован: Паустовский был болен, очень болен, и, к испугу всех его близких, лежал в больнице. И все-таки он понял меня, когда, больного, распростертого на больничной койке, я поздравил его с крылатой старостью!
О, если бы молодыми могли мы понять, как может быть хороша и свободна старость человеческой жизни и как бережно смолоду надо готовиться к ней! Всю жизнь к ней готовиться и помнить, что жизнь — это то, что можно о ней рассказать. Смолоду, смолоду готовь себя к старым годам, чтобы в самом конце пути из зеркала глянул на тебя не согбенный, а увенчанный старостью человек!
ОТ АВТОРА
Многие из тех, кто еще до выхода этой книги читали ее в рукописи или слушали публичные авторские чтения отдельных глав, спрашивали: «Как смогли вы удержать в памяти столько подробностей, встреч, бесед?»
Возможно, и у читателей возникнет подобный вопрос. Отвечаю на него так же, как отвечал тем, кто задавал мне его до выхода книги.
Я с юности приучил себя записывать впечатления жизни, встречи с людьми и беседы с ними. У меня сохранились дневники за десятки лет, записные книжки, записи на отдельных листках. Помощь памяти оказали и сбереженные в моем архиве собственные всевозможные газетные и журнальные обзоры, статьи, очерки и заметки времен моей давней журналистской работы. Иные из них подверглись переработке и вошли составными частями в книгу. Наконец, письма, фотографии, комплекты журналов эпохи двадцатых годов — все это помогло уточнить, проверить, восполнить запечатленное в памяти.
Миндлин Эмилий Львович НЕОБЫКНОВЕННЫЕ СОБЕСЕДНИКИ
М., «Советский писатель», 1968, 496 стр. Тем. план выпуска 1968 г. № 48.
Редактор Г. Э. Винникова Худож. редактор В. В. Медведев Техн. редактор Н. Д. Бессонова
Корректоры: Л. И. Жиронкина и С. И. Малкина
Сдано в набор 17/VIII 1967 г.
Подписано к печати 23/И 1968 г.
А 05333. Бумага 60x84Vi6 № 1
Печ. л. 31+1 вкл. (28,94). Уч.-изд. л. 27
Тираж 30 000 экз. Заказ № 294. Цена 1 р. 08 к.
Издательство «Советский писатель»,
Москва К-9, Б. Гнездниковский пер., 10.
Тульская типография Главполиграфпрома
Комитета по печати
при Совете Министров СССР
г. Тула, проспект им. В. И. Ленина, 109
notes
1
Во «Флаке» я и познакомился с Максимилианом Волошиным. Он был в черном пальто поверх костюма с брюками до колен и в толстых чулках, в синем берете. Это произошло Днем в полутемном подвале, когда столики были сдвинуты в сторону, а в части подвала, свободной от столиков, собрались «свои» — поэты, художники, и среди них Мандельштам.
2
«Скандализировать мещан (буржуа)» (франц.).
3
В силуэте, рисованном Кругликовой, — всё, даже отложной белый воротничок на широкой «цыганской» блузе, и короткие волнистые волосы, и девическое выражение округлого лица,— всё . напоминает мне Марину Цветаеву такой, какой я встретил ее весной 1921 года в Москве.
Она сказала, тряхнув головой и вынимая изо рта папиросу: «Ася мне писала о вас».
4
Первая после Феодосии наша встреча произошла в московской редакции сменовеховской газеты «Накануне», выходившей в Берлине. О газете этой и о ее московской редакции, в которой я был секретарем и специальным корреспондентом, я еще расскажу в дальнейшем.
После неизбежных общих приветственных фраз и расспросов я, разумеется, попросил у него стихи для напечатания в «Накануне». В тот же день он принес мне исписанный лист бумаги и, вытащив его, стал читать, не заглядывая в написанное:
Ветер нам утешенье принес,
И в лазури почуяли мы