Неофит в потоке сознания
Шрифт:
– Да уж, противно конечно, но придётся.
В рекреациях, столовой и читальном зале – тут и там – мужчины хвастали друг перед другом победой в укрощении этой кошечки Алисы, а женщины, оплакивая порушенные личные жизни, посылали в её адрес проклятия, желали девушке адских мук и самых позорных заболеваний в хронической форме, при этом восхищаясь вчерашним нарядом модницы и новой стрижкой каре, придающей невероятную свежесть внешнему облику. Все эти противоречивые сведения сливались в мою несчастную голову, стекали в сердце и создавали там душную слякоть.
Моя влюбленность в Алису принимала форму хронической болезни, я всюду искал её хрупкую фигурку, рабски ловил приказы и сломя голову бросался исполнять. Она в любое время дня и ночи вторгалась в мою жизнь, легким движением руки рушила планы и заставляла бесплатно считать, писать, чертить её конспекты, лабораторные, курсовые, рефераты. Загрузив меня работой и пообещав отблагодарить дефицитными виски, ликером и пепси-колой, она могла вспорхнуть и, по-кошачьи облизнувшись, потянувшись, изогнувшись тугим телом, убежать «к одному очень крутому мальчику с бицепсами, прессом и инфернальным взором бесстыжих с поволокой глаз».
Однажды мы с Колькой поздно ночью после трехлитровой банки домашнего кубанского вина с копчёным белым амуром искали по всем комнатам нашего этажа гитару, чтобы именно сейчас, «пока свободою горим, пока сердца для чести живы» спеть с обязательной хрипотцой всенародно любимую песнь «Пьянь с ханыгою»… В комнате истребителя-перехватчика Стива, толкнув приоткрытую дверь, увидели лежащую на полу на матрацах Алису в обнимку со Стивом и его секретарем по особо циничным вопросам Жекой в окружении пустой стеклотары из-под виски, ликера и пепси-колы – они бесстыдно и безодеждно спали в густом конопляном дыму, вполне довольные проведенным угарным вечером; а я под Колькино злобное шипение и богатырский храп троицы малодушно любовался мерцающей красотой Алисы и ничего с собой поделать не мог.
Точку в этом уголовном деле поставила новогодняя ночь, время волшебных превращений, исполнения желаний и перехода в новую жизнь. Мы с Полей в последний день года с утра самозабвенно носились по аудиториям и сдавали зачеты, последний из которых пришелся на семь вечера, когда весьма строгий преподаватель смягчился и, не задавая вопросов, предложил протянуть зачётки, расписался и сбежал домой, к маме. Чтобы снять напряжение сумасшедшего дня, поздравить друг друга с наступающим Новым годом и проводить Полю домой в подмосковный городок Одинцово, мы заглянули в кафе, откупорили шампанское – и мгновенно опьянели. На меня накатила приятная вялость, захотелось чуть-чуть поспать, а Поля, наоборот, разошлась и потребовала немедленных приключений! Меня такое необычное поведение вечно сонной подруги взбодрило и я предложил устроить «ночь, полную диско» на новогоднем балу в общежитии. Полина срочно забыла о доме («там никто моего отсутствия и не заметит»), мы набрали в гастрономе съестного и влились в возбужденное сообщество пирующих студентов.
Там-то всё и случилось. Как-то самопроизвольно в застолье зашла речь об Алисе, и тут оказалось, что эта девушка влюбила в себя множество парней, отбила их от штатных подруг и вероломно заставила их бесплатно работать на себя и на свою подругу Инну, чем возбудила против себя изрядное количество лучших студентов факультета. И в тот момент, когда вся эта клокочущая негодованием и желанием мести толпа дошла до точки кипения, заявилась на бал – вся в белоснежном сверкании – Алиса в обществе «мальчика с бицепсами, прессом и инфернальным взором бесстыжих с поволокой глаз», упакованного с не меньшим мафиозно-торговым шиком.
Алиса вошла в центр дансинга, изумительно порозовела, выпростала красивые обнаженные руки и по-королевски во весь голос возопила: «je prends mon bien o`u je le trouve!» («я беру своё там, где его нахожу» {франц.}), что подействовало наподобие «фирменные джинсы по госцене!» по радио в 18-00 на второй линии ГУМа.
…Разъяренная толпа набросилась на парочку и, пока часть народа занималась «мальчиком», остальная – выразила Алисе вотум недоверия в самых резких выражениях. Самое забавное, в центре бунтовщиков, сверкая очами, размахивая руками и визжа что есть мочи, ярилась моя тихая молчаливая Поля, и в тот момент отнюдь не смертной скукой веяло от неё, но грозовой свежестью той самой бури, которая «пусть сильнее грянет!» Я принял позу максимальной психологической самозащиты, скрестив руки на груди, стоял поодаль, вне бушующих страстей, с любопытством исследователя наблюдал за развитием событий и еще за тем, как в том слякотном месте сердца, куда вторглась девушка-фейерверк, девушка-кобра, расползается масляным пятном прямо-таки материнская жалость к Алисе, та самая, которая простирается и на невинных младенцев и на убийц, насильников, воров – только потому, что все они дети, пусть заблудшие и озлобленные, гордые и самолюбивые, но… дети!
Больше Алису я не видел, она вынуждена была перевестись в другой ВУЗ, зато наши «декабристы разбудили Герцена» в Полине, она воскресла, сбросила погребальный саван, нырнула с головой в бурлящую жизнь, правда, к моему сожалению, растеряла при этом нечто трогательное, испуганно-детское, переняв у Алисы все приёмы обольщения и вероломства, которые так её возмутили. Но, впрочем, это уже другая история.
Ближе к вечеру я еще раз просмотрел досье на потенциального нарушителя покоя. В армии Сергей Томский служил как и я на границе, только не как я в Сочи, а на горячей таджикской, значит, стреляный воробышек, в остальном он был обычным предпринимателем. Чем уж так проштрафился он перед моим хозяином, что тот упёк его в тюрьму, понять было невозможно, поди разберись в их бухгалтерии, кто кому и за что должен. Но опыт подсказывал, что за годы неволи Сергей накопил немалый запас злобной обиды на Палыча, а может, и подучился бандитским приемам жестокой мести – одно было точно: противник он не простой, и совсем не зря так боится его хозяин. Такой отчаянный мститель может жизни своей не пожалеть, чтобы только увидеть животный страх в глазах врага. Ладно, Сережа, разберемся мы с тобой, с Божией помощью.
Наконец, стемнело. Зажглись фонари, разлив повсюду розоватый свет, окна в доме были зашторены, двери – все до одной – заперты на замок, собаки спущены с цепи, компьютер центрального пункта занудно сообщал о движениях людей снаружи, каждые пять минут я докладывал хозяину обстановку. Всё как обычно, всё спокойно, только где-то на уровне солнечного сплетения и кожей затылка я постоянно чувствовал, как неотвратимо приближается опасность, поэтому молился, как солдат перед боем.
Вдруг стало темным-темно. Во всем поселке одновременно погас свет. Вот, сейчас!.. Всего три секунды происходило автоматическое переключение на генератор автономного питания – и вспыхнул свет. За истекшие три секунды полного мрака в десяти шагах от меня появился мужчина в камуфляжном костюме, видимо, перескочивший через забор, мелькнуло лицо, и я узнал Сергея Томского, который трижды выстрелил из пистолета с глушителем, доберманы, бросившиеся на чужака, – один за другим – покатились кувырком и затихли.
Теперь Сергей направил пистолет в мою сторону, я же, глядя ему в глаза, медленно, очень медленно, двигался к нему, преодолевая те десять шагов, которые нас разделяли.
В наушнике пискнуло, видимо, компьютер центрального пункта перезагрузился и сразу выдал сообщение о наличии в третьем квадрате неопознанного объекта. Вопреки логике, мой противник не выстрелил сразу, а замер. Или у него появилось желание кошки поиграть с мышкой до того, как всадить в неё когти или… сработала защита Божиего покрова, потому как в это время я про себя дочитывал молитву «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его…» В глазах Сергея поочередно сменились насмешка, растерянность, страх. Скорей всего, он уже пытался нажать на спусковой крючок, но мышцы руки окаменели и не желали слушать команду мозга. Я продолжал медленное приближение к объекту, когда в наушнике прозвучал вопрос Палыча:
– Михаил, что там случилось? – Голос его сипло дрожал, будто его душили.
– Сергей уже тут, – ответил я полушепотом в микрофон. – Он сейчас отдаст мне оружие, и мы поднимемся к вам.
– Жду! – рявкнул Палыч, вернув голосу привычную уверенность.
Наконец, я подошел к противнику вплотную, глушитель коснулся моей груди, я по-прежнему наблюдал на его белом лице парализующий страх. Надо как-то успокоить человека.
– Сергей, мы с тобой сейчас поднимемся к Антону Павловичу, – сказал я как можно мягче. – Он сегодня ожидал тебя с самого утра. Я уверен, что вы сумеете с ним договориться и мирно решить ваши проблемы. Пожалуйста, будь спокойным. Всё будет хорошо.