Неоконченное расследование

Хейер Джорджетт

— К сожалению, я не очень хорошо разбираюсь во всех этих делах, связанных с недвижимостью, но как-то у меня было одно дело, где все крутилось вокруг имения.

— Но как вам удалось это выяснить? — спросил полковник Скейлс. — Сомневаюсь, чтобы в дела сквайра был посвящен кто-то, кроме Драйбека. А он никогда не станет распространяться о частных делах своего клиента.

— Вы совершенно нравы, сэр, — ответил Хемингуэй. — Обнаружил это инспектор Харботл. И мистер Драйбек — не единственный, кто в курсе всех дел сквайра. Документы были найдены в офисе Сэмпсона Уоренби. И, если не ошибаюсь, об этом знает или, по меньшей мере, догадывается мистер Хасвел.

— Думаю, Уоренби был бы последним человеком, которому доверился сквайр.

— На сто процентов уверен, сэр, что Айнстейбл вовсе не доверялся ему. Уоренби все узнал сам. В копии его письма, написанной в юридическую контору, представляющую истинных владельцев, он сообщает, что нашел клиента, заинтересованного в гравийном карьере сквайра. И в ответе, который он получил, говорится, что деньги, как представителям, должны быть проплачены именно им, но переговоры надо вести с Айнстейблом. И после этого Уоренби, как я понял, вел переговоры именно с Драйбеком как адвокатом сквайра.

— Допустим, что так, — кивнул полковник, глядя на Хемингуэя.

— Да, сэр. Именно так. И не сомневаюсь, что остальную информацию Уоренби получил именно от Драйбека. Сам же Уоренби не хотел быть прямым участником сделки.

— Что-то я не понимаю, вас, Хемингуэй. Почему он не хотел быть участником, если у него был клиент?..

— Потому что уверен, сэр, что не было никакого клиента. Иначе Драйбек обязательно обратился бы к сквайру, а он этого не сделал.

— Но почему вы думаете, что не было никакого клиента? — настороженно спросил полковник.

— Потому что с тех нор о нем больше никто ничего не слышал и Уоренби никуда не обращался. И о положении дел с имением он понял из поведения сквайра.

— Я не совсем вас понимаю, Хемингуэй.

— Еще раз повторяю, сэр, что не являюсь экспертом в этих вопросах, но, очевидно, сквайр совершает явные растраты. И занимается он этим с момента смерти своего сына. А если же владелец заложенного имения распродает со своих владений лес, полезные ископаемые и так далее, то две трети вырученных денег должны помещаться в специальные фонды на счета держателей заклада. А если же класть вырученные доходы в свой карман или тайком вкладывать так, чтобы жена после смерти владельца могла вести безбедное существование, то это уже называется незаконной растратой, — закончил Хемингуэй.

Полковник нахмурил брови.

— Вы понимаете, инспектор, что это очень серьезное обвинение?

— Да, я понимаю это, сэр, — подтвердил Хемингуэй. — Но в действиях сквайра меня интересует лишь то, что может быть напрямую связано с убийством.

— И что вы намерены предпринять?

— Попрошу в нашем департаменте навести для меня кое-какие справки. Они не будут поднимать лишнего шума, который помешал бы расследованию. Но в любом случае сделать это необходимо.

— Безусловно, — согласился полковник, — если у вас есть достаточно оснований, чтобы делать подобные запросы.

— Я в этом не сомневаюсь, сэр. Как не сомневаюсь, что у Уоренби было очевидное влияние на Айнстейбла. Побывав на территории поместья, я сделал вывод, что вложено в него куда меньше, чем выручено. Более того, сквайр даже, по-моему, фактически не знаком со своим племянником. А если бы его сын дожил до двадцати одного года, то на него были бы оформлены все права наследника. И о будущем супруги Айнстейбл, безусловно, тоже бы позаботился. Когда я был у них, мне показалось, что миссис Айнстейбл куда более слаба здоровьем, чем ее супруг. Но пастор сообщил мне, что у сквайра больное сердце.

— Грудная жаба, — коротко бросил полковник. — Но, насколько мне известно, у него было лишь два незначительных приступа.

— Мистер Хасвел, который был в доме пастора во время моего визита, также выразил уверенность, что сквайр может дожить до глубокой старости. Хотя, для того чтобы понимать, как неожиданно все может повернуться, если болезнь связана с сердцем, не обязательно быть врачом.

В кабинете на время воцарилось молчание. Наконец, полковник сказал:

— Все это крайне неприятно, Хемингуэй. И если вы считаете, что Уоренби и в самом деле мог шантажировать сквайра не из-за денег, а для того, чтобы получать от него поддержку в общественных делах, и если вы считаете, что шантаж — достаточно веский повод для убийства, то действуйте по вашему усмотрению. Вы считаете, что это повод?

— Я не помню, сколько дел мне довелось расследовать, сэр. Но — достаточно много. Я разбираюсь в том, что может стать мотивом преступления. И уверен, что не должен объяснять это вам, — сухо ответил Хемингуэй.

— Шантаж, — задумчиво проговорил полковник. — Да, это, пожалуй, мотив. Очень серьезный мотив.

— И это дает нам широкие возможности для расследования. Уверен, что сквайр далеко не единственный человек, на кого могла распространяться подобная деятельность Уоренби.

Хемингуэй посмотрел на часы.

— Прошу прощения, сэр. Мне надо идти. Я обещал шефу, что сообщу ему сегодня, как продвигается дело. И хочу сказать вам, сэр, что, по моему мнению, как минимум четыре человека имели более чем достаточный мотив, чтобы расправиться с Уоренби. Но в то же время не удивлюсь, если убийцей окажется человек, против которого на сегодняшний день у меня нет ни малейшей улики.

— Дай Бог, чтобы это было именно так, — пожелал полковник.

— Всего доброго, сэр, — кивнул Хемингуэй и вышел из кабинета.

Глава 13

Хемингуэй сидел за столом в небольшом кабинете, выделенном ему на время следствия. По разложенным на столе бумагам старший инспектор понял, что здесь недавно побывал Харботл. Он снял телефонную трубку, и его соединили с суперинтендантом Хинкли. После обмена приветствиями Хинкли спросил:

— Как идут дела, Стэнли?

— Бывало и похуже, — усмехнулся Хемингуэй. — У вас есть что-нибудь о Линдейлах?

— Боюсь, ничего серьезного. Слушай. Родился в 1914 году в Ноттингемшире. Единственный сын пастора Джеймса Артура Линдейла. Отец до сих пор жив. Мать умерла в 1933. Две сестры. Одна замужем. Закончил колледж в Стилинбороу. В 1933 работал на фирме своего дяди. С 1935 — на бирже. В 1939 призван на военную службу. В 1946 демобилизован в звании майора. Кавалер ордена «За безупречную службу».