Неоновый дневник
Шрифт:
— Хочешь поехать со мной?
Кажется, он тоже находит ее удачной:
— Хочу. Я там ни разу не был. Это далеко?
— Нет, четыре часа на поезде. Я часто так езжу.
— А когда поедем?
— Ну, вот сейчас допьем и двинем. У тебя паспорт с собой?
— Неа. Заедем за ним?
— Да легко.
Его друзья смотрят на нас, а мы стоим друг напротив друга, и от взгляда его серых глаз у меня першит в горле. Вторую бутылку, купленную в магазине около вокзала, мы допиваем в тамбуре экспресса. Красное солнце мелькает за верхушками деревьев, и я кладу голову на его плечо. Как хорошо, что есть
— Дина! Вставай, мы приехали.
Иван тормошит меня, я открываю глаза. Нежно-розовые сумерки заливают вагон экспресса, солнце снаружи падает за крыши домов, и меня охватывает такое знакомое чувство — предвкушение ночи, яркой, сияющей огнями центральных улиц, опьяняющей обещаниями того, что все обязательно будет охуенно. Скоро появятся звезды, и они, как всегда, дадут нам надежду.
Мы покупаем бутылку коньяка и идем гулять. Алый жар неба сменяется холодом неонового ультрамарина, и на нас опускается ночь. Мы пробираемся сквозь нее, оставляя позади искрящиеся улицы, ослепляющие и оглушающие шумом ночной жизни. Площадь Ленина, с ее темными таинственными уголками, надежно спрятанными под тяжелыми кронами тополей, принимает нас, и мы курим, сидя на скамейке, укрытые от ночной суеты слепой тишиной. Я пишу Аленке сообщение: «Привет. Родители дома? Я приехала не одна». «Они за городом. Ты с кем?». «Увидишь.»
Я смотрю на Ивана, и думаю о том, что тот, кто пишет сценарий к моей жизни, не лишен чувства юмора. Как у меня получилось встретить этого парня? Он прикуривает сигарету и, откинув челку со лба, поднимает на меня глаза. Его светлые волосы рассыпаются по воротнику толстовки, и я провожу по ним рукой, пропуская выгоревшие пряди между пальцами.
— Пойдем ко мне домой? Тут недалеко.
Я беру его за руку, и мы погружаемся в темноту переулков, рассеивая эхо наших шагов по сонным дворам спального района. Здесь тоже есть своя жизнь — подростки на скамейке у подъезда стреляют у нас сигареты, пока я пытаюсь вытащить из сумки постоянно выскальзывающие из пальцев ключи. Лифт поднимает нас на последний этаж, и я давлю на кнопку звонка. Аленка открывает дверь:
— Привет.
— Привет. Алена, это Иван. Иван, Алена. Проходи.
Мы вваливаемся в квартиру, минуя мою онемевшую сестренку, проходим на кухню, я ставлю на стол наполовину пустую бутылку коньяка.
— Есть что пожрать?
Сестра молча достает из холодильника какую-то еду, не сводя с Ивана глаз — понравился что ли? Мы разливаем остатки по стопкам, пьем, и Иван выходит покурить на балкон, оставив нас вдвоем. Аленка наконец открывает рот:
— Дина, это же вылитый Макс.
— Перестань, просто немного похож. Волосы, рост, все такое.
— Ну, конечно. Он выглядит так, как будто он — его младший брат!
— Нет у Макса никакого брата. Да что ты на нем зациклилась?! Как у тебя дела? Как учеба?
Иван возвращается, и мы достаем бутылку, спрятанную родителями в кухонном шкафу — давно найденная мною заначка приходится как нельзя кстати. Оттого, что я пью второй день подряд, а может, потому что я спала всего пару часов за последние сутки, мне кажется, что все это — просто сон, галлюцинация, фантазия поехавшего от злоупотребления алкоголем мозга. Смеющаяся Аленка,
— Все, я устала. Я спать. Ты со мной?
Даже не дождавшись ответа, хватаю Ивана за руку и тяну его в спальню, оставляя охуевшую от происходящего сестру допивать остатки коньяка на кухне. Мы целуемся в коридоре, целуемся в спальне, я толкаю его на кровать, расстегиваю и тяну его штаны вниз, сажусь на него сверху, снимая футболку, и в этот момент он ловит меня за руки:
— Дин, посмотри на меня.
Я откидываю волосы с лица:
— Что случилось?
— Ты хочешь быть со мной? Ты будешь моей девушкой?
— Нет, Иван, я не…
Не дослушав, он скидывает меня с себя, натягивает штаны и идет на кухню. Я надеваю футболку и плетусь за ним. Ну что за хуйня? Почему нельзя просто потрахаться без спектакля? Что он вообще собирается делать?!
Иван подходит к столу, берет нож, и с размаху режет себя по руке, я тупо смотрю на раскрывающуюся ярко алую линию пореза — вдоль. От запястья, и почти до локтя. Блять. Аленка что-то кричит, я хватаю телефон, звоню в скорую, называю адрес, открываю входную дверь нараспашку. Сестра тащит из ванной полотенце, я прижимаю его к руке Ивана, и оно тут же пропитывается красным, Аленка трясет меня за плечи:
— Надо перетянуть ему руку!
— Чем?!
Протягивает мне сантиметровую ленту. Я обматываю ей его руку чуть повыше локтя, в глазах пляшут черные точки, в голове шумит, я смотрю на капающую на пол кровь, поднимаю взгляд на Ивана — бледное пятно лица, мутные от боли, и, наверно, от страха, глаза. Я бью его по щеке:
— Блять, что ты творишь?! Что ты делаешь? Ты ебанутый?!
— Ты будешь со мной?
Его слова — тихий шелест и я угадываю то, что он говорит мне, только по движениям губ. Я начинаю рыдать:
— Да! Да, я буду, блять! Буду!
В кухне появляются люди.
— Что тут у нас?
— Бытовая травма…
Санитар смотрит на меня, на Аленку, на Ваньку, еле сидящего на табуретке, облокотившись здоровой рукой на стол, на пятна крови на полу, и я вижу, как его все это уже заебало. Он убирает полотенце:
— Госпитализировать будем?
Иван, морщась, шепчет:
— Нет, давайте тут зашьем.
Все действительно не так плохо, как выглядит. Ивану зашивают руку, попутно оформляя:
— Возраст?
От его ответа мне все становится ясно. Только секса со школьниками мне еще не хватало. Вот откуда вся эта романтика, любовь, смерть и прочая хуйня. Аленка смотрит на меня, и я вижу в ее глазах столько презрения, сколько даже я сама к себе не испытываю.
— Что ты ему сказала? Что ты делаешь с людьми?!
Разворачивается и уходит в свою комнату. Уходит бригада. Иван, все еще страшно бледный, берет сигарету, вставляет ее в рот, дрожащей здоровой рукой подносит к лицу зажигалку и закуривает. Я сажусь у его ног и кладу голову ему на колени. Вожу пальцами по кровавым разводам на полу.