Неосновной инстинкт
Шрифт:
Дэхён откинул одеяло и, голую, накрыв девушку собой, обезволил её нескончаемыми поцелуями. Вытащив из-под её головы подушку, он подпихнул её под их бедра и, с большим удобством, вошёл в неё, жаждущую и скучавшую по нему, соскучившуюся до крика в слезы, вырвавшегося с первым же движением внутри неё. Рэй вцепилась в его гладкие плечи, кусая губы, если они вдруг оставались одинокими, без его губ, но это длилось мгновения, после которых Дэхён возвращался к её устам, дыша общей страстью. В отголосок каждого слова, отдающегося из песен, Рэй хрипло простанывала, и он вторил ей, тише и спокойнее, но глубже и дольше. Сердца бились всё быстрее, тела покрывались испариной.
– Каждый раз, когда я думаю о тебе… - повторил следующую строчку Дэхён, приложив руку Рэй к своей груди, и дополнил от себя: – Внутри меня рождается целая Вселенная. Я люблю тебя, Рэй…
– И я люблю тебя, Чон Дэхён, - закончив разговоры поцелуем в своей властной манере, девушка обняла его так крепко, как могла, и он, сплетясь с ней и перекатившись два раза, всё же выиграл первенство и опять был сверху. Они улыбнулись друг другу. – А ты поднаторел…
– Больше у тебя не выйдет доминировать, - с шутливой угрозой выговорил он.
– Я не претендую, - замерев, она провела пальцем по его скуле. Не верилось, что они вместе. Не хотелось думать, что после таких ночей наступают дни, что вечерами Дэхёна опять могут позвать неизвестно куда. Сегодня ожидание было тяжелым, но со временем оно может стать невыносимым. Что остаётся ей, когда он испаряется там, где она не может его найти? Она даже не будет знать, где его искать.
– О чем ты задумалась? – погладил её щёку кончиками пальцев Дэхён, тоже приостановившись.
– Не важно. Не останавливайся. Сделай так, чтобы я не могла думать ни о чем, - попросила она его нежно на ухо. Пощекоченное дыханием, ухо передало жар вниз и Дэхён, заведясь с пол-оборота, как лучший его мотоцикл в исправном состоянии, набросился на девушку, закинув её ноги себе на плечи и прижавшись всей своей сущностью, распластал её под собой, растерзывая до изнеможения. За окном начало светлеть.
В окнах не горел свет, поэтому Ёнгук думал, что дома все спят. Избавившись от пиджака и сняв через голову галстук, он завернул в ванную, где доразделся и быстро принял душ. Не хотелось находиться в святая святых – супружеской спальне или детской, когда руки твои только что убивали людей, когда одежда была на тебе незнамо где (хоть это и его офисный костюм), когда глаза смотрели на смерть. Их бы ещё помыть! Гук натянул боксеры и вышел, едва не пересекший уже гостиную, но вовремя заметил силуэт у окна.
– Рин? – удивился он, и подошел к жене. – Ты не спишь?
– Нет, - безразлично ответила она, не поворачиваясь. Не похоже на неё.
– Ты чего? – положил он руки на её плечи под тонким шелковым халатиком. Никакой реакции. Не повернулась.
–
– По делам мотался, - как обычно, не задумываясь, правдоподобно отчитался он.
– Каким?
– Ну как каким – рабочим! – попытался он улыбкой скрасить недобрый приём и развернуть жену на себя, но та убрала от себя его руки и отступила.
– Каким ещё рабочим?! – шепотом гаркнула она. – Я звонила в офис – никто не взял! Я звонила тебе на мобильный – никто не взял! Почему?! Почему ты не слышал звонки?
– Рин, милая, - ухватил он её, брыкающуюся, но не сумевшую воспротивиться, за запястье, и притянул к себе. – У меня отключен звук, почти всегда, когда я на переговорах. Ты же знаешь… я не думал, что ты не уснешь…
– Я спала, но проснулась Бом, начала плакать, так громко, что мне показалось, что она что-то чувствует! – разнервничавшаяся, Херин уткнулась в грудь мужа, судорожно найдя его ладонями и загладив его ими. – Я никак не могла её успокоить, часа два… она всё плакала и плакала, я звонила тебе, а ты не брал… и я… я… - она заплакала и сама, не выдержав. Ёнгук словно удар под дых получил. Он не мог видеть, как плачет Херин. Как мучаются и умирают люди – мог, а вот как жена плачет – нет. У него нутро выворачивалось и легкие лопались под ребрами от осознания, что это из-за него. Он сжал её тесно-тесно, посадив в клетку своих рук и начав целовать родную макушку.
– Прости, Рин, пожалуйста, прости, я не знал. Не плачь, умоляю, я, действительно, был занят…
– Где ты был, Гук? Где? – дрожала она, успокаиваясь, но не быстро. – Ты так часто пропадаешь по ночам! Ну какие адвокаты работают ночью?! Ладно бы выпившим приходил, я бы подумала, что у вас корпоративные посиделки, гулянки с коллегами, переговоры с партнерами в барах… но ты такой трезвый и собранный…
– Солнышко ты моё, - захохотал тихо Гук. – Ну что ты у меня за причуда? Тебе не нравится, что я трезвый домой прихожу? Где это видано… Ты только не подумай, что я идеальный. Я курю, между прочим.
– Ты мне изменяешь? – подняла она на него отчаянно испуганные глаза. Мужчина опешил.
– Ты что? С ума сошла? Да мне кроме тебя никого в мире не надо, - чтобы доказать свои слова, Гук перешел губами к виску, потом к скуле, к щеке и, наконец, губам, заставляя их молчать и не произносить напрасных обвинений. И не задавать ненужных вопросов. Он не может ей сказать, что он золотой! Так надо, так лучше. Для её же спокойствия. Херин много пережила и очень хрупкая в душе, его нежная и слабая девочка.
– Тогда почему ты отсутствуешь дома по ночам или приезжаешь очень поздно? – отрывалась она от поцелуев, чтобы продолжать допрос. Ох уж женщины! Ёнгук сдернул халат с её плеч, под ним была сорочка. Впившись в её шею, он спустился к ключицам, напер на Херин, прижав её к окну, и задрал подол. – Почему ты молчишь?
– Потому что я сгораю от желания заняться с тобой любовью, - трусиков на ней не было. Он всё равно их постоянно срывал, так что супруга разучилась надевать их на ночь. – Я юрист-международник, Рин, у меня дел – до хера и больше. Я их разгребаю с утра до ночи, и того не хватает. Пожалуйста, можно я не буду говорить сейчас о делах? Я просто хочу чувствовать тебя, обнимать тебя…