Неожиданная Россия
Шрифт:
Впрочем, большая часть китайской преступности на нашем Дальнем Востоке в начале XX века была куда более тихой и скрытной, чем громкие налёты «хунхузов». В основном правонарушения происходили внутри китайской диаспоры, оставаясь вне зоны внимания русских «городовых». Хотя с самого начала, при создании в новых поселениях Приморья и Приамурья полицейских сил в их штате предусматривались должности «толмачей», переводчиков с китайского – именно в целях контроля за многочисленными выходцами из большой соседней страны.
Например, в 1903 году в городском полицейском управлении Владивостока работало 136 человек, из них 9 занимались переводами с китайского, японского и корейского. На каждый язык приходилось по одному переводчику и по два «толмача» – в ту эпоху переводчиками именовали тех, кто мог вести записи и оформлять документы на иностранном языке, а «толмачами» называли тех, чья квалификация позволяла вести лишь устный перевод.
Однако только знатоков языка для контроля за многочисленной китайской диаспорой было недостаточно. Ведь к началу минувшего века, накануне русско-японской войны, наплыв подданных Пекина приводил к тому, что в зимние месяцы китайцы составляли треть обитателей Владивостоке, а летом – почти половину! Большинство этих «гастарбайтеров» не попадали в официальный учёт, многие переходили русско-китайскую границу нелегально и жили в Приморье без всяких документов.
В Приамурье процент выходцев из Китая был ниже, но тоже внушителен. Поэтому на исходе XIX века у дальневосточной полиции возникла мысль привлекать к правоохранительной работе среди китайцев… самих китайцев. В 1900 году одновременно во Владивостоке и Хабаровске в помощь полиции были назначены «десятники» из местной китайской диаспоры – использовали старинную практику, когда в случае нехватки полицейских их функции выполняли выборные лица, по одному от каждых десяти домов.
Жалование китайским «десятникам» платили не из русской казны, а за счёт средств, собранных с китайских купцов. Работа таких «десятников» в полиции Владивостока не была простой и лёгкой – хватало как примеров коррупции, так и честной самоотверженной службы. За 1903 год из семи китайских «десятников» двое были убиты бандитами, один арестован за уголовное преступление, а двое уволены «за низкую нравственность».
Первоначально кандидатуры китайских «десятников» выбирались китайскими коммерсантами, но с 1903 года их стал назначать Павел Шкуркин, помощник полицмейстера Владивостока. Один лучших выпускников Восточного института, первого ВУЗа Приморья и Приамурья, Шкуркин хорошо знал и китайский язык, и сам Китай с его обитателями. Ранее, на исходе XIX века, он немало повоевал с «хунхузами» на берегах Уссури, и теперь активно взялся за поддержание правопорядка во Владивостоке, прежде всего на территории криминальной Миллионки.
Активность Павла Шкуркина быстро привела к конфликту с богатейшими китайскими коммерсантами Владивостока. Уже осенью 1903 года они завалили губернские власти многочисленными жалобами – мол, Шкуркин и выбранные им китайские помощники «держат в страшном страхе всё китайское население», занимаясь поборами с легальных и нелегальных предпринимателей. Сейчас, спустя век с лишним, уже невозможно выяснить обоснованность этих жалоб – но скорее всего Шкуркина, грамотного востоковеда и храброго военного, просто оклеветали.
Высшие власти отреагировали на многочисленные жалобы китайских авторитетов просто и без затей – вообще упразднили «китайскую полицию» Владивостока. Павлу Шкуркину тоже пришлось покинуть полицейскую службу и вернуться в армию, вскоре он отличился в ходе русско-японской японской войны, успешно занимаясь агентурной разведкой.
В Хабаровске аналогичная «китайская полиция» существовала все последующие годы, но тоже не без скандалов. В 1908 году хабаровский полицмейстер Лев Тауц точно так же поссорился с местными купцами, выходцами из Китая, по поводу выбора кандидатур китайских «полицейских десятников». В отличие от истории с Павлом Шкуркиным, полицмейстер Тауц был всё же сам не чист на руку – жалобы хабаровских китайцев поддержали и местные русские жители, скандал дошел до самого премьер-министра Столыпина. Однако, коррупционера, начинавшего полицейскую карьеру еще в Порт-Артуре, не уволили, а лишь перевели на службу в Уссурийск.
«В Благовещенске наркомания принимает характер такого же легального явления, как и пьянство…»
Уже на излёте царской власти, буквально накануне революции 1917 года, в истории полиции на Дальнем Востоке случилось самое вопиющее происшествие – в коррупции и в преступном бизнесе оказались замешаны самые высшие чины. И было то происшествие связано с одним из самых отвратительных явлений в области криминала – с наркоманией и наркомафией.
Долгое время, до самого начала XX века законы Российской империи никак не регулировали оборот наркотиков, был лишь запрещён провоз некоторых наркотических веществ через таможенную границу. На Дальнем Востоке такое положение осложнялось давней привычкой многих китайцев к курению опиума – в итоге во всех русских городах Приморья и Приамурья существовали многочисленные «опиумокурильни». По закону полицейские могли лишь выслать за границу содержателей наркопритонов, если те не имели российского подданства.
Одно время, по решению губернатора Приморья из полиции Владивостока увольняли «околоточных надзирателей», то есть участковых, на чьих «околотках»-участках обнаруживали курильни опиума. Таким способом всего за пять месяцев в городе ликвидировали 83 наркопритона. Однако быстро выяснилось, что кандидатуры на должности уволенных «околоточных» кончаются быстрее, чем китайские опиумокурильни на Миллионке…
Лишь с 1908 году по решению Совета Министров Российской империи продавцов наркотиков стали сажать в тюрьму на три месяца, но такое лёгкое наказание не слишком пугало участников прибыльного наркобизнеса. Тем более что пагубная привычка в начале XX века стала распространяться и серди русского населения Дальнего Востока, а к курению опиума добавилось и употребление морфия.
В ноябре 1913 года газета «Эхо» так писала о ситуации в столице Амурской области со слов местных корреспондентов: «На Амуре нарождается целое народное бедствие – развитие среди населения морфинизма. Увлечение морфием уносит едва ли меньше жертв, чем любая эпидемия… В Благовещенске наркомания принимает характер такого же легального явления, как и пьянство. На любой улице можно видеть морфинистов, откровенно на глазах у публики продающих, покупающих и впрыскивающих дозы морфия. Несколько учреждений и лиц, известных чуть ли не всему городу, открыто продают опий, морфий, кокаин…»
Лишь в 1915 году царь подписал указ «О мерах борьбы с опиекурением». На всём Дальнем Востоке вдобавок запретили сеять мак, как исходное сырьё для опиума. Уличённых в торговле наркотиками отныне стали сажать в тюрьму на 1 год и 4 месяца. Опиумный бизнес стал полностью нелегальным, вот тут-то он и привлёк пристальное внимание самых высших чинов дальневосточной полиции.
Контрразведка против полиции
К тому времени уже вовсю шла Первая мировая война – люди и экономика Дальнего Востока активно участвовали в этом конфликте, гремевшем за тысячи вёрст к Западу. Большая война порождала массу раненых, которым, помимо иных лекарств, требовалось обезболивающее – в ту эпоху им чаще всего являлся морфий, производимый из опиума.