Неожиданность
Шрифт:
Посмотрел в их зарвавшиеся лица. Глазенки прячут. Похоже, проняло. — Охладить надо народ, — скомандовал я.
Из наших тут же вытолкнули самого горластого. Он взялся орать, как громкоговоритель.
— Новгородцы! Певец устал, сегодня песен больше не будет.
И так раза три. Вот это по-нашему, по-вокальному! Народ пороптал, пошумел и разошелся. А мы двинулись в сторону намеченной цели. Значит, о гитаре вы слыхом не слышали, но может хоть балалайку знаете? Ребята переглянулись, поговорили тихонько между собой. И не видели, и не слышали. Ну, прямо
Я начал потихоньку злобствовать.
— А струны-то вы видели?
— Конечно, — расцвели ребятишки, радуясь выходу из тупика.
Я напрягся, как волк учуявший добычу. Интересно, на какую дудку они натянули струну?
— И на что они были натянуты? — спросил у молодых.
— На домру.
В памяти что-то шевельнулось. Слышал звон, но не знаю, где он.
— А какая она?
Описывают. Нет, это не гитара.
— А далеко видели? — может где-нибудь в Киеве?
— Да тут на торге.
— Прямо здесь?
— Да рядом. Вот она стоит, — и показывают руками.
Я внутренне аж ахнул! Стоит красота с тремя струнами, дека с колками, корпус круглый. Конечно, три не шесть, и как звучит, неведомо, но все это решаемо. Струны подтянуть, деку подогнать. Сидящий бородач лениво спросил:
— А деньги-то у тебя есть? Инструмент десять рублей стоит.
Я вздохнул, спросил парней: а поласковей продавца не найдем? Они дружно замотали головами. Да, в других городах такого нет. Торгаш встал, прошел за домрой, протянул мне.
— На ней ведь играть надо уметь.
Посмотрим, что я смогу, может налавчиваться надо долго. Бить себя в грудь и кричать, что на гитаре с десяти лет играю, может и бесполезно. Придется учиться заново. Взял инструмент в руки, прошелся по струнам. Звучит славно. Повертел колки, заиграл. Подтянул одну струну, и запел. Как мной гордились ребята! Купец просто раскрыл рот.
Домра звучала изумительно и на трех струнах. Гитара против нее выступит только элитная. Дешевка — не у дел. Тут откуда-то выскочил невзрачненький мужичонка.
— Пой дальше, — скомандовал он.
Подумал: а приказывать будешь дома, жене и детям. У меня все мысли были о покупке и цене. Пришлый заныл, что это же он просит.
— А я тебя прошу: дай сделать дело!
Он опять взялся донимать. Уже не слушая, сказал своим: уберите его. Парни спросили: как, куда. Я обозлился: лучше, если останется жив. Мои загоготали пошли на говоруна всей оравой. Как он от них убегал… Я повернулся к торгашу.
— Как ты играешь! — восхитился тот.
— Да инструмент уж очень хорош! Так сколько хочешь?
У продавца музыкальных инструментов глазки забегали. Он явно упарился с домрой.
— Молодые твои придут, инструмент в руках крутят, бренькают. А денег в кошеле нет и похоже, не будет.
— Так сколько? — прервал его я.
— Ну, десять рублей.
— Даю три.
— Девять.
— Восемь.
Повернулся уходить. В глазах вернувшихся парней плескалась горечь. А домра в моих руках — чудо как хороша!
— Шесть рублей и не меньше! —
Да, до уличного продавца-турка двадцать первого века, ему далеко. Не хватило бы мне десятки, и, оставив скоморохов караулить, побежал бы к Фролу за добавкой.
— Три рубля — негромко сказал я.
— Бери — махнул рукой купец.
Как это в книге про ходжу Насреддина: продавец оказался сговорчивым и после часа криков и споров… Я бережно взял свое чудо в руки, ласково повертел, начал отсчитывать рубли. Купчина бубнил рядом.
— Полгода сбыть не могу, отчаялся уже. Покупатели смотрят, а не берут. Почему неласков был — твои ходят часто, но проку от них нет. Разложил монеты по прилавку, купец их жадно схватил.
— Расчет полный, претензий нет?
Говорил я отчетливо и громко.
— Всем доволен! — бодро ответил веселый торговец.
— Соседи слышали?
После песни, из-за прилавков рядом и напротив за нами следили очень внимательно. Отозвались тут же: да, конечно, да, да… Ну можно уважить купчика напоследок за внимательность. Я взял домру покрепче, отступил на пару шагов, вдруг Тишило прыгнет, и очень внятно проговорил.
— Такая замечательная вещь на рынке — в большую редкость. Обычно их делают на заказ признанному мастеру, играть в княжеских и боярских теремах очень богатым и знатным людям. На обычный прилавок, к не знающим ее истинной цены людям, она может попасть только случайно. У меня с собой только десять рублей. После того, как я на ней поиграл, отдал бы деньги без звука. Надо было бы, сбегал за прибавкой. Вещь очень дорогая, и красть ее можно только под заказ другого мастера игры на домре, их в Новгороде пока нет. Я учился у арабов, такого замечательного инструмента ни у них, ни на Руси не видывал. Ладно мне, слава богу, продали всего за три рубля. Я-то и двадцатку бы отдал безропотно, если бы видел, что ты настоящую цену инструменту знаешь.
Полюбовался рожей хрипящего купчика, подумал: ну тебе, друг любезный, до конца жизни будут говорить: шел бы ты дровами торговать. Через несколько дней, рынок облетит история, как опытный купец продал вещь вместо сотни за трешку. А с последующими добавками и привираниями, красота будет неописуемая.
Буркнул парням, стоящим с ошарашенными от моего вранья рожами, что уходим. А сам, удаляясь, начал играть сложный проигрыш из Барыни, рассчитанный на балалайку, все ускоряясь и ускоряясь.
Глава 4
Молодые шли, тихо беседуя между собой. Один догнал и поинтересовался, точно ли я у арабов жил?
— Немного, всего год. Работал, осваивал игру на домре и на гитаре. Много повидал там интересного, многому научился. В Дамаске меня как-то завели в старейшую мечеть. Там арабы молятся Аллаху. Место силы. Стою в ней, чувствую — на голове волосы поднимаются. Нигде такого не было, и нет. Язык, правда, не выучил. Стойте!
Я увидел прилавок шорника. Там было все, что мне нужно. Померяв по себе и домре, взял кожаный ремень по размеру. Постоял, подумал.