Неожиданность
Шрифт:
Мальчик, лет четырнадцати, гнулся от боли в животе на кровати. Острый гнойный аппендицит, смертельная до 18 века болезнь. Слава богу, аппендикс еще не лопнул, и в запасе было еще несколько часов. Но как лечить это без операции? Помочь-то помогу, но он будет всю жизнь гнуться от боли в правой паховой области.
Фридрих, видя мое помрачневшее лицо, стал голосить, что денег за лечение не пожалеет, за жизнь ребенка ничего не жалко. Оборвал его, поставив перед дилеммой: либо парнишка будет прибаливать всю жизнь, или сделаем операцию, от которой Вилли либо выздоровеет, либо
Любящий папаша затруднился с выбором. Потом решил свалить ответственность на сына, уже достаточно с немецкой точки зрения взрослого.
— Ты все понял, Вильгельм?
— Все ясно, папа.
— Как, думаешь, надо поступить? Мне очень важно твое мнение.
Молодой задумался. Мыслил минуты три. Потом поднял на меня светло-серые, как у папаши, глаза и спросил, велик ли риск.
Люблю немецкую точность и обстоятельность! За то, что я практически никогда и никуда не опаздывал, если не случалось чего-нибудь форс-мажорного, имел кличку немец. Вот и эта нация, без подобных качеств, лучшую машину 21 века не сделала бы. Ответил поставленному перед нелегким выбором юноше, что вероятность смертельного исхода невелика, но ее следует учитывать.
— А сильно будет больно?
Способность убирать физические муки у больного тоже была получена от волхва Добрыни.
— Чувствовать будешь какую-то возню, но совершенно безболезненную.
Решение сделать операцию, молниеносно было принято. Видимо, только это обстоятельство — необходимость терпеть муки, смущало отрока. К риску смерти он относился спокойно.
Занялся подготовкой к аппендэктомии. Фридрих вместе со мной отправился на закупку всего нужного. Я брал, он платил.
Купили особо острый нож для резания шкур животных вместо скальпеля; чурочку вместо расширителя, на которой деловитый столяр тут же вырезал необходимые углубления; здоровенный лоскут льняной ткани, который потом нарежем для обработки и просушивания операционного поля; ножницы, кое-что по мелочи, в том числе пять игл (вдруг какие поломаются — местное железо оставляло желать лучшего) для зашивания разрезанных тканей. Конечно, остро не хватало зажимов, а бежать для изготовления к ювелирам времени не было. Что ж, ухвачу просто рукой.
Как антисептик, прихватил настойку зверобоя на водке. Вместе истребят любую заразу.
Трудности были с операционной нитью. Никаких искусственных нет и в заводе. Шелковой тоже не видно, да и возня ее потом снимать. И вдруг увидел кетгут! То, что надо! Как раз нужной толщины и рассосется потом сам, точнее, молодой организм Вилли его рассосет. Взял с запасом.
Вернулись в княжеский терем и начали подготовку к операции. Тщательно протер и положил в настойку инструменты и кетгутовую нить.
Переставили в центр комнаты с Фридрихом (он всюду норовил подсунуться сам, хотя слуга отирался поблизости) здоровенный стол — на кровати будет крайне неудобно, застелили его чистой простынкой.
Брить живот было еще незачем — не обволосател еще молодец. Идею приподнимать ножной конец тоже отверг — нет достаточного обоснования.
Я не полостной хирург, а оперирующий травматолог, но за дело взялся уверенно. Такую операцию делал
Хорошенько отмыл руки мыльным корнем, прополоскал во взятой с запасом настойке. Выгнал всех лишних. Отец парня уходить отказался. Ну и бог с ним, вдруг чего подать понадобиться.
Вдел по нити кетгута в каждую иголку. Нарезал ткань нужными кусками. Операционной медсестры у меня нет, а во время операции возиться с этим будет просто некогда — все надо сделать очень быстро.
Пациенту отключил все болевые ощущения, душу залил покоем и уверенностью в благополучном исходе. Полюбовался умиротворенным выражением его лица.
Предупредил, чтобы не таился и не терпел стоически, если вдруг плохо себя почувствует: закружится голова, затошнит, начнется сильное сердцебиение, а сразу сообщил мне. Анестезиолог ниоткуда не появится, а хирургу за всем не уследить. Собственно, для этого и оставил подростка бодрствующим. Отогнал немца подальше от стола — нечего тут длинными патлами трясти, разносить чужеземную инфекцию по операционной. Можно было начинать.
Ну, с богом! Обработал операционное поле настойкой, сделал разрез по Мак-Бурнею, просушил его тряпочкой, уверенно залез туда рукой, вытянул червеобразный отросток толстой кишки.
Внезапно поплохело Фридриху — привычки-то нет на такие вещи глядеть. Правда не упал, сам плюхнулся задом на скамью. Сильно побледнел. Извини, иностранный гость, не до тебя.
Быстро перевязал аппендикс кетгутом, отсек его ножом, бросил в таз под столом. Обработал и прижег все тем же зверобоем оставшуюся часть.
Ничего не кровило, Вильгельм, в отличие от папаши, оставался совершенно спокоен. Арийский дух!
Проверил — выпота в брюшной полости нет.
Заправил кишечник назад, и взялся не торопясь, по-нашему, по-немецки, очень качественно послойно зашивать. Закончил. На все про все ушло двадцать минут.
Спросил пациента о самочувствии. Все было хорошо.
Позвал из коридора, ошивающегося там без дела слугу, велел полить мне на руки. Этот оказался покрепче хозяина, не проявил никаких лишних эмоций.
Спокойно поглядел на мои окровавленные руки, и без всякой дрожи в руках, и ненужной бледности, взялся деловито лить воду. Потом, не торопясь, подал полотенце. А горячиться и не надо!
Дядька был уже пожилой, явно повидавший разные виды на своем нелегком веку. Деловито осведомился, не надо ли чего еще для меня и молодого господина.
Велел поискать еще людей для переноски пациента в постель, вставать тому пока было нельзя категорически. Через пару минут пожилой привел еще одного слугу, перенесли Вильгельма прямо на простыне. Поднимать Вилли можно будет часов через пять — шесть.
Фридрих все еще был под впечатлением от увиденного, и сидел, отпыхиваясь. Этак еще с этим будешь до вечера возиться!
Подозвал слугу, спросил, есть ли в наличии спиртные напитки. Шнапс был. Хозяин любит выпить рюмку на ночь. Велел организовать привычный вариант приема горячительного для него и для уставшего меня.