Неожиданность
Шрифт:
— Потом меня уволят? — пискнула Маняша. — Опять на Посаде нищенствовать придется?
— Ты сколько сейчас получаешь? — вступила в дело латная кавалерия в моем лице. — Да не ври тут нам! Враз все трое увидим и башку свернем!
— Два рубля…, — сразу призналась девица, — и кормят еще.
— А с сегодняшней ночи станешь получать пять, и будешь старшей над всей домашней прислугой.
Маша попыталась прямо сидя начать целовать мне руки.
— Да я…, да что хотите скажу…
— Не надо тут ничего целовать, … твою мать!
— Елисей вор, а Капа ему в этом потатчица! — затараторила Маняша, вскочив на ноги и размахивая руками для убедительности.
Мы переглянулись. Если дело только в воровстве, ничего нам это не дает.
— Ты, девка, не колготись, — взяла ведьма дело в свои опытные руки. — Нас интересует, кто-нибудь из вас видел, что боярыня с тиуном точно любовники? Никаких врак не надо!
— А, вот чего надо-то, — протянула девка. — Это я сама видела! Тут врать не надо.
— Сказывай! — прошипел злющий боярин, — все говори, ничего не утаивай!
— Да я зашла как-то к боярыне чего-то спросить с утра, а они с Елисеем лежат голые и обнимаются! Задвижку, видать, закрыть позабыли. На иконе могу поклясться!
Мы все видели — не врет. Я Марии тут же выдал рубль. Она расцвела.
— Вот спасибочки, порадовали девушку! — почти пропела девица. — Чем еще могу помочь?
— У вас в городе кто главный в церкви?
— Епископ Ефрем.
— Грек?
— Он русский, из обедневшего боярского рода. Десять лет все хозяйственные дела у Великого князя Изяслава Ярославича вел, любимцем княжеским был. Но надоела ему наша серая жизнь, решил монахом стать. Принял постриг, оскопился и уехал в Константинополь.
— А зачем было евнухом делаться?
— Чтоб паскудные мысли о женках служить Царю Небесному не мешали. И он бы в Византии до сих пор жил, но организовалась Переславльская епархия, и послать епископом кроме него было некого.
Двадцать лет уж он у нас. Понастроил тучу всего! Кафедральный собор имени святого Михаила поставил, церкви святых Федора и Андрея, всяких строений церковных: и Епископский Дворец, и две бани-крестильни для взрослых — все из камня поднял. Три даровых больницы-лечебницы сделал. Сам целитель от Бога, — святой человек!
Обнес Детинец каменными стенами. Мастеров-каменщиков от него артель целая ходит, другая плинфу обжигает, церковную утварь его люди делают и стекло сами льют. Большая часть в Киевскую Митрополию и по другим городам увозится, но и Переславль при нем Каменным городом стал.
Немеряно всего за эти годы настроено из камня — и боярам, и купцам мастера от митрополита Ефрема палаты понаставили. Епархия у нас, видимо, богатейшая — все попы толстенные ходят и с вот такими крестами серебряными!
— Ты ж говорила,
— Не знаю. Я девушка простая, хоть и набожная. Это тебе надо с кем-нибудь из священников поговорить. Только все так говорят — то так, то эдак.
— Старше его по церковному чину в городе никого нету?
— Даже и равных-то нету. Его все владыкой зовут.
— Пойдешь завтра с нами к владыке? Полезен будет рассказ твой о боярыне.
— Даже и не знаю…
— Десять рублей тут же выдам. Пойдешь?
— Побегу!
— Это хорошо. А нет ли еще такой глазастой девушки?
— Как не быть. Варвара с боярыней на Трубеж купать ее выезжала.
— И что?
— А тиун с ними увязался. Дескать, купальню подстучать кое-где надо, поплотничаю, как любил в своем поместье в прежние годы. Ящик с инструментом прихватил.
Еще двое дружинников с ними были для охраны. Ну, тех сразу за кусты подальше караулить отставили, а Елисей вокруг купальни ходит, молоточком постукивает, да посвистывает весело эдак. Боярыня разделась до исподнего, а Варвару выставила из купальни — поди, дескать, дружинников проверь, хорошо ли бдят, не уснули ли часом.
Но Варька не дура, поняла, что не просто так отсылают, отошла в сторонку да в кустах и спряталась. И сама видела, как Елисей хозяйку из купальни выволок, загнул к лавке, рубашонку задрал и отпользовал ее сзади от всей души! Отплотничал, говорит Варька, от и до! А штука у него… — тут она взялась разводить руки для наилучшего показа.
Богуслав зарычал и унесся.
— А чегой-то он? — удивилась любительница эротических рассказов, — от чего убежал?
— От тебя скрылся. Ну ты, Манька и дура! — открыла глаза теремной девчушке Пелагея. — Кто же законному супругу рассказывает какие причиндалы у любовника его жены!
— Ой! — зажала рот руками Маняшка.
— Потом ойкать будешь! — внес свою лепту и я. — Быстро волоки сюда Варвару!
— Да она спит уж поди…
— Пинком подыми! Боярин, мол, зовет.
— Он же убег!
— А я-то остался! Другого только боярского рода. Тащи девку!
Варвара оказалась меленькой ростиком, очень худенькой и совершенно бесцветной. Ни одной яркой черты ни в лице, ни в фигуре. Самое то для прятаний в кустах и подглядываний из укромных мест за всякими необычными по размеру «штуками».
Ей быстренько поставили задачу выступить свидетельницей перед епископом по делу об адюльтере боярыни Вельяминовой с тиуном Елисеем. Варвара так хотела спать, что была на все согласна.
Я спросил у Маши:
— А у вас есть там девки и бабы, чтоб за боярыню горой стояли?
— Есть, как не быть. Им, троим паскудам, Капитолина и деньжат время от времени подкидывает, а Авдотье, нашей старшей, пару раз и платья свои не очень поношенные подарила.
— Вот всех их разом завтра-послезавтра и уволишь.