Неожиданность

Попов Борис

Ведун задумался.

Я, в это время, вспоминал своего дедушку. Он, в то страшное время, трижды подавал заявления, чтобы уйти в армию. Мужиков забирали много и с их завода. Дед, как и мы, его прямые потомки, страха не знал. Рвался воевать. Надоело быть голодным. Когда пришел с последним заявлением в военкомат, его подозвал к себе военком. Нашел личное дело военнообязанного и сказал:

— На фронт рвешься, это похвально. Все тут пишут: и что обучен, и Кремль охранял, и взысканий не имел… А мы бросаем в бой необученных парнишек, которые и винтовку-то в руках

толком держать не умеют. Ты бы уже может и офицером стал. А мы тебя не берем.

Тут он поднял на деда усталые глаза.

— И не возьмем ни за что. Скорее я, на хромой, раненной ноге туда поскачу. Некому, кроме тебя, делать для армии подшипники. Без тебя не помчится танк, не взлетит самолет. Здесь твоя война, твое оружие. Иди, ставь пацанов на ящики, их учить надо и не морочь голову, все заняты. Ты же мастер?

— Начальник отделения.

— Вот и иди, командуй. И не тешь себя надеждами в окопах отсидеться.

И дед пошел. И работал, работал, работал… Не спал ночами, в бараке у бабушки бывал редко и давал по двести процентов от нормы. Носить еду детям жена ему запретила категорически: сам голодаешь, высох весь…И так все четыре года.

Игорь додумал и опять лег. Я спросил:

— А как же ты тех двоих побил, учился что ли?

— Нет, и не очень силен. Умею нарушать линию воли. После этого человек уже не боец. Одновременно можно нарушить ее двоим — троим.

— И у всех ведунов получается?

— Конечно. Твоих разбойников, правда, придется после этого умертвить. А то в следующий раз убьют издалека из лука или арбалета. Так что скоро перестанешь в кольчуге париться. Носить будешь кинжал на поясе, вот такой.

Он показал своего грозного красавца, вынув его из ножен.

— Дамасская сталь, погляди рисунок на лезвии.

Я взял в руки и оглядел беспощадного убийцу.

— Он к влаге только очень восприимчив. Часто чистить надо или в смазке держать.

— Какой-то сложной?

— Обычное льняное масло.

Мы отправили исполнителя приговоров назад в ножны.

— А своим незадачливым грабителям просто порвал все три линии. Теперь или их кто-то будет кормить с ложки, или скоро уйдут к большинству — на кладбище.

Мы еще поговорили, опять искупались и пошли кто куда: Игорь повел собаку домой, а я на торг к музыкантам, поглядеть как они там.

По дороге завернул в знакомую корчму. С утра толком есть не могу, организм не принимает, а вот поплававши, жрать охота не по-детски. Не позабавиться ли бараньим боком с яичницей?

Олег обрадовался мне, как родному. С бараном вышла заминка — делать еще и не начинали. А сказать по-честному, еще и не купили. Поэтому в ход пошла яичница с колбаской и пучком зелени. Это исполнили на кухне быстро. Пил я сегодня рекомендованный профессионалом квас. К колбасе подали красивый нож.

Спросив разрешения и презрев условности, Акимович поедал взятую мной для него утку и рассказывал о своих детках, славной жене, поганке теще, жадном хозяине, соседях… Я не торопился.

Под конец он стал пересказывать рыночные новости. Одна оправдала давнюю забаву:

говорят, один идиот дорогущую домру отдал ушлым скоморохам даром! Не груби покупателям, подумай, цел ли после этого останешься! — подумалось мне. Рассказал половому, как все это было в реальности, и кто был ушлый скоморох. Тот сидел пораженный услышанным.

— А что же ко мне относишься так душевно?

— К хорошему человеку всегда отношусь хорошо.

— Может водки выпить за мой счет?

Я поблагодарил Олега. Для полового, по отношению к клиенту, жест невиданный. Тот говорил:

— Я таких людей и не видал! Отчество мое спросил, детям подарок дал, те два приказчика вообще ходить перестали!

Объяснил, почему с ним не пью: вовсе не из-за чувства мифического превосходства над прислугой — сегодня он меня обслуживает, завтра я его, а учусь на ведуна. Олег был поражен еще больше.

— Как же тебя взяли, никого же не берут? По-родственному как-то?

— Все проще. У них, понимаешь, особый талант: видеть болезнь. У других людей нет, а у ведунов — есть. И у меня случайно оказался. А вот знать, как лечить, надо учиться. Что я сегодня и буду делать.

— А кто же учитель у них?

— Сами ведуны по очереди.

— А долго эту хитрость осваивать?

— У всех людей по-разному. Последний — шесть месяцев учился.

— И работать будешь?

— Попробую.

— Да, а то жить тебе вообще не на что.

— Вчера учитель оказал мне посильную помощь. Я получил немалую сумму в пять рублей.

Акимович заинтересовался.

— За что же такие деньги? Помыл чего-нибудь?

— Сидел молча и кивал.

— И все?

— Да.

— Что же, он тебе все деньги, заработанные за визит, отдал?

— Себе ведун взял в девять раз больше.

— За что же такие деньги с людей берут?

— За то, чтобы вылечить навсегда.

— А люди говорят, что часто повторно к ним идут.

— Только алкоголики.

— Ну, это про любого, кто водки или вина выпил, так можно сказать. Рюмку выпил, уже пьянь.

— Отнюдь. Вон он пришел, сейчас зелена вина и спросит.

Половой убежал. Слышен был характерный заказ: водки и огурец!

— Может, еще что-нибудь покушаете?

— Нет, не буду. Положение, понимаешь, в торговле тяжелое, скоро денег ни на что не хватит.

Все, как обычно, в любом веке. Тут и без коричневой линии, а то и ленты, можно поставить диагноз. Сначала спросить водки, потом оправдаться объективными причинами. На любящих родственников, в самом начале процесса, действует очень хорошо. А потом их начинают тревожить мысли: почему же у всех на рынке все без проблем?

Еще хороший вариант: пьянствовать, ссылаясь на здоровье. Пугать жену возможной гибелью от неведомой болезни. Известные нельзя — будут лечить чем угодно. Выстроить болезненную рожу, взяться рукой за сердце и мрачно сказать жене: вот так Митяй молодым и умер. Повторять в другой редакции, пока она не забеспокоится, и не спросит: чем же тебе помочь? При большой удаче — сама сбегает. На край — денег выдаст.