Неожиданность
Шрифт:
Потом пошел, попел. Интересно, буду ли петь, когда пойдут шальные деньги? Заработали тоже неплохо. С трудом отбились от пьяных гостей и отправились спать.
Но сон мой длился недолго. Ночью кто-то взялся колотить в ворота и кричать хозяев грубым голосом. Люба на шум не обратила внимания, продолжала почивать.
— Пойду спущу собаку, — посулил Игорь неведомым дебоширам.
На всякий случай пошел и я. Вышли, позевывая за калитку. Здоровенный ратник просипел.
— Беда у нас, ребенок заболел. До утра может не дожить! Плохо дело совсем!
Пока ведун объяснял,
— А что там?
— Дышать мальчишке нечем, горло ему перекрыло, лишь бы успеть! — прокричал в ответ сиплый.
Я чуть из седла не выпал. А если там дифтерийный круп? Это ведь только резать… А у меня и ножа-то с собой даже нет. А пока они будут решаться и нож дадут, потеряем ребенка. За что такая дрянь простому ведуну? Хотелось покинуть место боя, проще говоря, спрыгнуть с коня и убежать.
Терем встретил какой-то нелюдимостью. Ратники у входа и все. А где же бабки, мамки, служанки? Спят что ли? Меня проводили к нужным покоям. Дверь была плотно закрыта. Боятся, спертый воздух выйдет? Распахнул преграду. М-да, обстановочка…
Куча галдящих баб, поющий и ритмично размахивающий кадилом поп, положение дел не улучшали. Дышать было нечем и здоровому человеку. Оставив проем открытым, вошел в светелку. Поглядел на мальчика. Слава богу! Круп не дифтерийный. Остальное ведуны лечат. Похоже на отек Квинке. От него, правда, иногда тоже умирают. Но лечить будет гораздо проще. Провел рукой, дал дорогу воздуху в легкие сидящего мальчика с синеватыми уже губами. Тяжелее этого только аллергический шок. Крапивница в сравнение просто не идет. Однако, пора эту дрянь реально полечить. Всем лишним покинуть помещение!
Какой-то богато одетый человек закричал, замахал руками — наверное, сам боярин. Народ схлынул, последней вышла красиво одетая молодая дама, наверное, боярыня. Хозяин был далеко не молод, лет шестьдесят. У них с женой разница — лет в тридцать. Поздних деток больше любят. С этими думами я согнал отек с шеи на плечи, мальчуган задышал еще свободнее. Но почивать на лаврах было еще рановато — доносился хрип, как у загнанной лошади и лечь он еще не мог.
Прижался ухом к спине. Бронхоспазм был очень сильно выражен. Поводил руками над легкими. Ну вот, вроде и все. Мальчишечка упал на кровать и тут же уснул. Зевая, подумал: и мне бы пора…
— А где тут у вас прилечь?
Боярин горячился:
— Ты побудь возле него, любые деньги дам…
Поняв, что споры в данной ситуации неуместны (уйдешь в другую комнату, будут каждые полчаса будить: он вроде опять хуже дышит), дал четкие команды:
— Я сейчас во сне буду в ребенка силу перекачивать! Пока бодрствую, сила не идет! Мальчика будить нельзя! Никого, даже мать, не пускать. Меня поднимать, только если больной сядет! Мне — что-нибудь на пол, чтобы лучше уснуть.
С этими словами производственную деятельность прекратил. Через пару минут принесли три шубы, положили на пол. Я укутался в верхнюю и отбыл в объятия Морфея.
Боярин присел на лавку. Огня не гасили. Проснулся в десять утра.
— Уже можно и будить, — успокоил его я.
— Кто их знает, чего эти дуры ребенку сунут! А что с ним?
Подумав, что про аллергию рассказывать без толку, решил действовать иначе.
— Злой дух в мальчика вошел, убивать его начал.
— Это за мои грехи!
— Он в природе водится, особенно в чужих краях. Ты же волчью ягоду не ешь?
— Что ты!
— Вот и мальчишечке, то, что эту напасть вызвало, есть нельзя.
И закипело внутреннее расследование! Виноватых, конечно, не нашли. Никому на порку или на кол не хотелось.
Пришла боярыня и сообщила, что Арсений поел шелковицы, ягоды с юга. Василий нахмурил грозно брови: кто посмел дать? Инициатива наказуема в любых краях и в любое время. Мужественная женщина тоже нахмурила брови: хоть пытай, ничего больше не скажу! Мысленно ей поаплодировал: коня на скаку остановит… И бешеного боярина тоже. Однако пора внести сюда новую струю.
— Я знаю! Это кто-то на далеком юге испортил ягоду.
Молодая боярыня обрадовалась неожиданной помощи. Закивала: вот-вот, именно так. Ее муж поглядел на меня отстраненно и задумчиво. Он отослал ее движением руки. Она весело убежала, шелестя юбками. Гроза миновала. Посмеялись.
— Прежнюю жену в монастырь отправил, молодуху взял. Слава богу, нарожала быстро, от прежней за все годы проку не было. А на кого я это все оставлю? — Он обвел терем широким движением. — Наследника-то нету. А сейчас понимаю: все это ерунда! Главное — это он, Арсений!
Тут сын проснулся. Обнял заботливого отца. Тот расцеловал его, повернул ко мне свое счастливое лицо:
— И меня так любит! А я его еще больше!
Боярин где-то походил, видимо, порешал хозяйственные дела. Подались завтракать. Арсений скакал впереди, что-то напевая на ходу. Да, спасибо партии родной за наше счастливое детство…
Перед едой я велел нести шелковицу. Выкинуть не успели, тут же принесли. Показал ее всем, кому было нужно: отцу, самому мальчику, матери, челяди.
— Вот этого в доме чтобы никогда не было! Любой может погибнуть! После этого прислуга шелковицу точно Арсению не сунет, да и сама есть не будет. Ягоду изъял — потом позабавимся у ведуна.
Отек Квинке на продукты бывает крайне редко, на медикаменты и химию всякую — гораздо чаще. Кушать подали, кроме обычных блюд, еще копченую скумбрию.
После завтрака стали улаживать финансовую часть.
— Сколько я должен? — спросил боярин.
— Как все — пятьдесят рублей.
Он обиженно буркнул:
— Я не все. Наслышан, как тебя вызывали: первые двое не пошли, третий стал рассказывать, что детей они не лечат, ночью не ходят, скрипнул зубами: — поубивал бы! Один ты прискакал, даже не переоделся. Смотрю и кошеля нет — не до денег было, лечить полетел. Получишь еще пятьдесят. За жизнь сына все отдам!