Неожиданный поворот
Шрифт:
Эйден нахмурился так, что его брови чуть ли не сошлись на переносице. Джилл не хотела и дальше причинять ему боль. Он и так уже получил достаточно. Но как сказать ему правду, не причиняя боли?
— Мы… ммм… мы не собирались иметь детей. Перед женитьбой мы договорились не обзаводиться детьми.
— А почему мы не хотели детей? — помрачнел он еще больше.
— У нас… у нас были на этот счет свои соображения.
— Какие же?
— Мы были так заняты работой, путешествиями и всякими другими делами, что
— Не представляю себе, чтобы ты путешествия предпочла ребенку. Что-то на тебя не похоже. — Он недоверчиво покачал головой.
Джилл опустила глаза, чтобы скрыть от него истину. Но он все равно сумел ее углядеть.
— Я? Это я так рассуждал?
В ответ она лишь смущенно пожала плечами.
— Ты хочешь сказать, что я не желал иметь детей?
Ей так хотелось пощадить Эйдена, взять часть вины на себя! Но не получалось.
— Я соглашалась с тобой. Поначалу мне хотелось иметь ребенка, однако я смирилась. Встала на твою точку зрения. Но произошло непредвиденное.
— Мэдди?
— Да. Это была моя вина, наверное. Я что-то напутала с предохранительными пилюлями.
— И она изменила наши отношения?
— К сожалению, да! — воскликнула Джилл.
— Каким же образом?
Эх, не надо было ей произносить эти слова с таким жаром! Теперь подавай ему подробности. А подробности причинят Эйдену боль!
— Ну, изменила… просто изменила наши отношения. Они стали другими.
— Но какими же? — Эйден вскочил с места и всей своей огромной фигурой навис над ней. — Тысяча чертей, Джилл, с тобой говорить — что зуб удалять!
Он еще злится! Она старается уберечь его от неприятного, словно он дитя, которое не хочется обижать! Но он далеко не дитя. Он Эйден, или вскоре станет им, то есть взрослый мужчина, который решил повернуться спиной к своей семье, ибо самим фактом своего существования семья нарушала его жизненный распорядок. Но раз он хочет, чтобы она говорила с ним на равных, изволь, она будет говорить.
— С той минуты, как я сообщила тебе о моей беременности, ты решил, что ребенок тебе ни к чему.
— Ребенок, то есть Мэдди, мне ни к чему? — Он отступил на шаг, недоверчиво расширив глаза.
— Да, да, ребенок. А вместе с ним и я. В прошлом году ты больше времени бывал в отъезде, чем дома. Да ты и сам это прекрасно знаешь из твоего календаря. Это явилось одной из причин нашей ссоры в ночь перед авиакатастрофой. Ты лишь утром прилетел домой, а на следующий день улетал снова. Терпение мое наконец лопнуло, и я почувствовала, что лучше нам с Мэдди жить без тебя.
Эйден опустился на стул. Глаза его сузились, губы были плотно сжаты. Ею овладели жалость и раскаяние. Она уже собиралась как-то смягчить свои слова, даже извиниться за прямоту, но он вдруг заявил:
— Не думаешь же ты, что я клюну на эту удочку? Не такая уж ты дура.
Ошарашенная его словами, Джилл открыла рот с намерением что-то сказать, но так ничего и не сказала.
— Мне совершенно ясно, почему ты от меня уходишь. Даже не понимаю, почему я вдруг заинтересовался причинами. Может, в душе надеялся, что есть нечто помимо этого.
— О чем ты? — выговорила Джилл наконец.
— Об Эрике, разумеется. Он тебе без конца трезвонит по телефону, заезжает к тебе запросто, сын его постоянно толчется у нас. А чего стоит сегодняшний его совет обратиться к адвокату!
— Да ты что! Прекрати! Что за вздор!
— Не больший вздор, чем твои лживые измышления, будто я не хотел Мэдди! Как у тебя язык поворачивается говорить такое? И как ты могла подумать, что я тебе поверю? Память я, может, и потерял, но не мозги же. — Он сокрушенно покачал головой. — Неужели ты способна состряпать дельце против меня?
Этого следовало ожидать. Наивно предполагать, что такой гордец, как Эйден, согласится с упреками в свой адрес. Страшно рассердившись, Джилл заговорила, перестав предварительно взвешивать каждое слово:
— Никто не пытается состряпать против тебя, как ты выразился, дельце. Я сказала чистую правду. До прошлой недели ты относился к Мэдди так, словно она не живое существо, а предмет мебели. Ты с ней никогда не играл, не гулял, даже не кормил из бутылочки. Ни одного разочка.
— Да?! А на этой неделе на меня, очевидно, прямо с неба свалилось умение обращаться с ней, кормить ее и… и любить!
Джилл закусила губу. Ей нечего было возразить. Эйден принял ее молчание за признание своей вины и покачал головой.
Но укор в его глазах вскоре уступил место горечи.
— Объясни мне одно. Зачем в таком случае ты взяла меня домой?
— А тебе больше некуда было идти.
— Значит, ты взяла меня из жалости?
— Нет, — заверила она, хотя прекрасно знала: жалость играла большую роль в ее решении. — Не из жалости, а из порядочности. Из уважения к тому, что некогда было между нами.
— Из уважения? — повторил он с укоризной. — Зная, что я ничего не помню о разводе? Ты, значит, из уважения допустила, чтобы я вел себя как последний дурак, говоря и действуя так, будто мы все еще счастливая парочка?! Ничего себе уважение!
Джилл почувствовала, что краснеет. Он по праву был рассержен и унижен, — и ей нечего возразить и нечем его успокоить.
— Зачем ты это сделала, Джилл? Хотела меня проверить? Или наслаждалась тем, что я в столь невыгодном положении, так беспомощен, что даже не могу раздеться без посторонней помощи? Или решила отомстить? За какие-то мои надуманные провинности? Или же тебе просто нравилось делать из меня шута?
— Ты все поставил с ног на голову, Эйден. Ничего подобного и в помине не было.