Непобедимая Моди
Шрифт:
Обдумав это мудрое предложение, члены совета подняли лапы. Все, кроме Орквила, мнением которого никто более не интересовался, а также библиотекарши-архивариуса и колокольной звонарихи. Аббат и Командор сурово уставились на воздержавшихся. С мольбой смотрела на них матушка Нибло. С мудрым прищуром покачал головой Кротоначальник. Лапы обеих непримиримых мало-помалу зашевелились и тоже поднялись над их головами. Аббат облегченно улыбнулся:
— Ну что ж, единогласное решение — лучшего и желать нельзя. — Он согнал с мордочки улыбку и повернулся к провинившемуся: — Орквил Принк, в течение одного сезона, до дней, когда завянут
Закат окрасил стены Рэдволла нежным розовым цветом. Жаворонки спели последние вечерние песни. Орквил понуро брел от Рэдволла на север, вздымал лапами пыль, поглядывал по сторонам. Слезы бабули Гранпик на его лбу уже высохли. Он остановился, обернулся в сторону аббатства, и глаза его наполнились собственными слезами. Аббатство замерло в лучах закатного солнца, сверкавшего в его окнах и витражах. На фоне темнеющего неба вырисовывалась высокая башня колокольни, кровля главного здания, крепкие стены из красного песчаника. Вздохнув, Орквил отвернулся от аббатства, зашагал дальше.
Да ладно, он легко отделался. И выгнали его ненадолго. Никуда оно не денется, древнее аббатство. Вон как в землю вросло! А он изменится, чтобы они там не сердились, изменится… Вот только время пройдет… А времени должно пройти немало…
Зато никто его не станет здесь пилить, воспитывать, запирать в сторожке, допрашивать. Перед ним дорога, леса, равнины, холмы, ручьи… Свежий ветер свободы! Орквил Принк подпрыгнул и завопил: — Й-йе-ху-ху-хо-хо-о-о-о-о-о!..
5
Пиратский корабль «Кравявая кешка» пробирался по бурному морю, ныряя с волны на волну, валясь на борт, выпрямляясь и снова зарываясь в пену. Волны морские хлестали его, ветер осыпал тучами дождевых капель. Для прикованного к мачте молодого барсука шторм оказался тяжким испытанием, но принес и облегчение — пресную дождевую воду. Горас сначала ловил дождь широко разинутым ртом, затем приспособился ловить стекающие с уже вымытого паруса струи чистой, свежей воды. Напившись, Горас подполз к мачте и оперся о нее спиной, ожидая окончания шторма и наступления нового дня.
Дождь постепенно ослаб и наконец совсем прекратился, но море не успокоилось. Небо на рассвете оставалось серым, покрытым тяжелыми тучами. Горас впервые ощутил морскую болезнь.
Из проема рубки Виска Длиннозуб и его первый помощник Кодж следили за Горасом. Виска вручил Коджу линек — обрезок веревки с навязанными на ней узлами. Он быстро зашептал в ухо брату, оскалив длинные клыки:
— Да, кэп, понял, кэп… Только зачем тебе меня останавливать?
Виска раздраженно плюнул на палубу и толкнул брата к барсуку:
— Болван, все равно ничего не поймешь. Делай, что я тебе сказал! Я за тебя соображать буду.
— Ты капитан! Все сделаю, понял, кэп, — вздохнул Кодж и зашагал к пленному.
Горас закрыл глаза, стараясь дремой унять страдания. Тут его спину ожег удар линька. Он быстро повернулся — второй удар пришелся на его челюсть. Кодж отскочил подальше и зарычал:
— А ну вставай! Разлегся, лежебока! Лентяй! Кто тебе разрешил тут валяться?
Горас почувствовал, что подняться у него нет сил. Он закрыл голову лапами и прижался к мачте. Кодж продолжал хлестать его, входя в раж с каждым ударом.
— Встать, скотина полосатая, стоять, когда я перед тобой!
Виска уже несся от своей кабины. Подбежав к Коджу, он вырвал у него линек и крикнул:
— Прекрати! Оставь беднягу в покое. Видишь, ему больно.
Кодж пожал плечами и удалился, оставив капитана и пленника наедине. Виска опустился на палубу, оставаясь на безопасном расстоянии от барсука, и засипел тоном, который считал ласковым:
— Бедный, бедный зверь. Бедняга Каменная Башка… Устал… Больно ему. Жалко его, ой как жалко!
Горас молчал, не удостаивая лиса ответом.
— Ты ведь совсем больной, — продолжал Длиннозуб. — А внизу тепло, можно отдохнуть, растянуться на мягкой койке.
Горас молчал, но унять дрожь не мог.
— Здесь, на палубе, холодно и неуютно, — вкрадчиво продолжал Виска. — Хочешь есть? У нас много еды, питья. — Никакой реакции. Виска поднялся.
— Я здесь капитан, ты мне только скажи, и все у тебя сразу появится. Щедрый я, правда?
Горас даже глаз не открыл.
Виска запахнулся в плащ.
— Ох, замерз я; пойду согреюсь. А ты никуда не уйдешь отсюда, Каменнолобый. Рано или поздно сообразишь, заговоришь. А не сообразишь — подохнешь здесь, у мачты.
Виска не ушел в свою каюту. Вместо этого он спустился под палубу, в общий кубрик. Он бросил линек Коджу, и тот его ловко поймал на лету.
— Продолжить, кэп?
Капитан уселся за стол команды.
— Нет, на сегодня с него хватит. Потом, попозже.
Коренастый хорек Гривел прокомментировал высказывание капитана:
— Этот полосатый уже почти подох, его и насмерть захлестать недолго, ежели меня спросить…
Виска нежно улыбнулся Гривелу:
— А я тебя забыл спросить, да?
Улыбка Виски Длиннозуба — предвестница бед. Гривел ничего больше не сказал и отступил подальше от капитана.
Виска встал, не сводя взгляда с Гривела, но уже не улыбаясь:
— Я решу, что сделать с полосатой собакой. Каменная Башка — зверь молодой, сильный. Ему поголодать — большого вреда не будет. Погодите, я его еще заставлю думать по-моему. И любого другого. Так, Гривел?