Непобедимая жара
Шрифт:
— Дайте мне полчаса, все будет как новенькое.
«Вот она, жизнь, посвященная уходу за другими людьми», — улыбаясь, подумала Никки.
— Спасибо, но я не могу оставаться у вас так долго. — И она поправила шарф, чтобы скрыть пятно.
Когда они вошли в кухню, экономка продолжила:
— Вы здесь сваритесь в своем пальто. Если вы не снимаете его ради меня, пожалуйста, не стоит.
Но Никки все равно не стала раздеваться и села за стол, где ее ждали чашка горячего кофе и тарелка с домашними итальянскими вафлями.
Миссис Борелли, судя по ее
— Я заглянула к вам по одному вопросу, может быть, вы сможете помочь. Вчера мы забрали лекарства из аптечки отца Графа, и среди них были таблетки под названием «Адефовир». Странно то, что в его организме не обнаружено следов этого вещества, и он не страдал ни одной из болезней, для лечения которых оно применяется.
— Понятия не имею, что было у него в аптечке. Я убиралась в ванной, приводила все в порядок, но личные вещи не трогала, в том числе и аптечку.
Никки откусила кусочек вафли — она оказалась превосходной. Если бы небеса были сделаны из ванили, они имели бы именно такой вкус. Это был ланч Никки. Она доела вафлю и сказала:
— Я спрашиваю потому, что, может быть, «Адефовир» был ваш.
— Нет. И поверьте, мне и без того приходится глотать кучу таблеток.
— Отлично. О, чуть не забыла, — сказала Хит и подумала, что ей подошла бы фамилия Коломбо (А почему бы и нет? Ведь она сидела в пальто), — вы ничего не вспомнили насчет фотографий, которые мы вам вчера показывали?
Когда женщина покачала головой, Никки протянула ей снимки и попросила взглянуть на них снова. Экономка протерла очки свитером и перебрала фотографии. На этот раз при виде того, вчерашнего, снимка на ее лице не отразилось никаких эмоций.
— Извините, — сказала она и вернула Никки пачку фотографий.
Никки как раз пыталась придумать, как бы подойти к ней так, чтобы не испугать и не расстроить еще больше, когда миссис Борелли воскликнула:
— Кстати, вчера я забыла сказать вам одну вещь! Я вспомнила об этом сегодня утром и как раз собиралась вам позвонить, но вы пришли сами. — Вид у нее был взволнованный. — Вы спрашивали, не было ли у отца Джерри неприятностей с прихожанами.
— Продолжайте, пожалуйста. — Никки открыла блокнот на чистой странице.
— Какое-то время назад здесь был второй священник. Его обвиняли в том, что он вел себя… неподобающим образом с мальчиками, прислуживавшими в церкви. Ну, я толком не поняла, что там случилось, и отец Граф тоже не знал, но как только он услышал об этом, то, как приходской священник, сразу же сообщил о случившемся архиепископу. Они перевели отсюда отца Ши и начали расследование. Отец одного из мальчиков, мистер Хейс, подал в суд, — правильно, кто может его винить? Но он к тому же не давал покоя отцу Графу.
— Как именно не давал покоя?
— Сначала звонил по телефону, потом приходил сюда, домой, всегда неожиданно. Он был зол и вел себя все более и более грубо.
— Он применял насилие или угрожал отцу Графу?
Миссис Борелли покачала головой:
— Он
— Что он говорил, миссис Борелли? Вы слышали его слова?
— Да. В тот раз он не кричал. Он был спокоен, понимаете? И это было еще страшнее. Он сказал… — Экономка запрокинула голову, словно хотела прочесть слова на потолке. — «С меня хватит разговоров. Ваша церковь не сможет защитить вас от меня». О, и еще вот это: «Вы не знаете, с кем имеете дело». — Она посмотрела, как Хит записывает слова в блокнот, и продолжила: — Простите, что я не вспомнила об этом вчера. Наверное, потому, что после того раза мистер Хейс не показывался, и я больше не думала об этом. А потом, вчера я была немного… Ну, вы понимаете… — Она пожала плечами и принялась теребить висевший на шее крестик. Бедная женщина выглядела обессиленной. Никки решила оставить ее в покое.
Но прежде чем уйти, детектив заглянула в список прихожан и записала имя и адрес разгневанного родителя, а также имя второго священника. Выйдя на крыльцо, она заверила экономку в том, что та поступила правильно, поделившись сведениями, и многозначительно добавила:
— Вы нам очень поможете, если вспомните еще какие-нибудь подробности.
Затем она сунула в руки миссис Борелли пачку фотографий и ушла.
Патрульная машина, следовавшая за Никки до дома священника, ждала с работающим двигателем неподалеку от крыльца. Хит подошла к водителю; за рулем сидел коп с ничем не примечательной внешностью, которого в Двадцатом участке называли Цербером: когда он охранял место преступления, ни один зевака не осмеливался пересечь полицейское ограждение.
— Харви, неужели у вас не найдется дел поинтереснее? — спросила она, когда коп опустил стекло.
— Приказ капитана, — произнес он неприятным скрипучим голосом.
— Мне сейчас нужно в участок, но я поеду не по Бродвею, а по Вест-Энд-авеню.
— Не волнуйтесь, детектив, я вас не потеряю. — Он произнес это небрежным тоном, но на самом деле Цербер был таким сторожевым псом, о котором можно только мечтать.
Она протянула патрульному пакетик итальянских вафель, который дала ей на прощание миссис Борелли. Когда Харви заглянул внутрь, ей даже показалось, что он улыбнулся.
Детектив Хит оттолкнулась от письменного стола, развернулась в кресле и уставилась на Доску Убийств в надежде, что та заговорит. Это происходило не каждый раз во время расследования, однако чудо все же случалось довольно часто. Если Хит сосредоточивалась, погружалась в себя, отгоняла посторонние мысли и задавала себе нужные вопросы, все разрозненные факты — небрежно нацарапанные заметки, временная шкала, фотографии жертвы и подозреваемых — образовывали гармоничную картину, и неожиданно раздавался голос, нашептывавший ей ответ. Но, к сожалению, доска сама решала, когда говорить с Никки.