Непобедимый. Право на семью
Шрифт:
— Остановись, — предупреждает с шумным выдохом и почти отворачивается.
Замирает боком ко мне. Не смотрит. Но и уйти не может.
— Ты же зачем-то шел за мной на кухню, Миша… — осмеливаюсь озвучить прилетевшие в голову мысли. — Зачем? Я не хочу останавливаться… Не сдерживайся…
Вижу, но не слышу, как он вдыхает. Мощная грудь раздувается. На выдохе Тихомиров тянется к сахарнице. Не знаю, что планирует на этот раз. Опережая, толкаю ее со стола. Пока звенит разлетающееся стекло и шуршит рассыпающийся сахар, на миг зажмуриваюсь. И в это же время чувствую, как Миша хватает меня за плечи. Сжимая до
Медленно разжимаю веки, чтобы тут же столкнуться с несущейся на меня бурей.
Темные-темные глаза Непобедимого.
— Чего ты добиваешься, Полина? — хлещет даже голосом.
До кровавых полос.
Плевать.
— Ты бесишься, Тихомиров?
— Бешусь.
— Выдавай. Так, чтобы я почувствовала, — шепчу задушено и пылко.
— Сейчас, блядь, почувствуешь, — рычит в ответ.
Я содрогаюсь. И, закрывая глаза, сама к его губам приникаю. Высовывая язык, почти невесомо прохожусь. Непобедимого ощутимо перетряхивает.
— Щекотно? — говорю еще тише. Не могу громче. Выдерживая тяжелый взгляд, готовлюсь принять гораздо больше. — Или приятно? — надеюсь на это все-таки. Но Тихомиров молчит. Не двигаясь, предупреждает только зрительно. Да, я все понимаю. И провоцирую, чтобы рвануло. — Миша? Миша-Миша… — обвивая руками, прижимаюсь грудью. — Миша-Миша… — касаюсь губами шеи, уха, подбородка. — Миша — Миша…
И он срывается.
Издавая какой-то неописуемо-мужественный, грубый и короткий звук, задирает мое платье. При виде чулок, на секунду замирает. Распаляется еще сильнее — ощущаю. Даже трусы с меня не снимает. Распуская ремень и стаскивая свои брюки, просто сдвигает тонкую полоску в сторону. Трогает пальцами, чтобы убедиться, что я готова.
А я готова.
Чувствую я. Чувствую он. Оба слышим — хлюпает.
— После него? — хрипит Миша.
— Не скажу, — выдыхаю оскорбленно и вместе с тем немного испуганно.
— Что значит, не скажешь? Отвечай, — сечет голосом воздух.
И меня заодно.
Вздрагиваю раз, второй, третий… Дальше не считаю. Жмусь к Тихомирову ближе. Обвиваю ногами. Касаюсь губами подбородка.
— Миша, пожалуйста…
— Что, пожалуйста?
— Ласкай меня, пожалуйста…
Вижу, как сглатывает. Целую выступающий кадык. Прохожусь по нему языком. Ловлю мурашек. Ладонью член его нахожу. Нетерпеливо и чересчур сильно сжимаю.
Непобедимый отшатывается и что-то неразборчиво хрипит. Сразу же обратно ко мне подается. Перехватывая руками плечи, крепко стискивает.
— Ответь на мой вопрос, Полина, — требует резко.
Заставляет смотреть в глаза.
— Какой?
— Была с ним? — выдыхает, будто ломает себя.
— Нет!
Шумно тянет воздух, отводит взгляд, а потом, вновь прикладывая меня жгучим взглядом, вдруг громко рявкает:
— Тогда, что за ебучее послание ты мне, мать твою, оставила?! На хрена?!
«Я люблю тебя. Но, если ты такой осел, вполне могу любить кого-то другого», — машинально воскрешаю в памяти.
Черт возьми, он все-таки увидел… Смущаюсь и прихожу в ужас. А потому так же громко ору.
— На хрена? — и этим выкриком лишь часть терзающих меня эмоций
— Да твою ж мать, Полина!!! — хрипит и с силой встряхивает меня.
В глазах все расплывается. Следующее что я чувствую — Миша дергает меня и входит. Задыхаюсь, на мгновение замираю, а потом мелкой-мелкой дрожью впускаю напряжение.
Тихомиров и не пытается сделать что-то для того, чтобы я расслабилась. Раскрывает мои бедра шире и вколачивается. Сам за этим процессом наблюдает — замечаю, как только проясняется видимость. Тоже смотрю — потрясает. Стону и резко торможу этот звук, когда сталкиваемся взглядами.
— Миша-Миша… Миша… — тянусь, чтобы прильнуть и поцеловать.
Он хрипит что-то прямо мне в рот. В ответ набрасывается. Жестко мнет ладонями мои бедра, ягодицы… Толкается навстречу сильными и глубокими толчкам. В какой-то момент припечатывает, будто намертво. С опозданием понимаю, что кончает. Пульсирует горячо, распирает и наполняет до краев. Стонем вместе, когда я содрогаюсь и выдаю со своей стороны ту же ритмичную дрожь. Сжимаю его плоть, забираю себе удовольствие.
Когда падаю Мише на грудь, он пошатывается. Но быстро ловит равновесие. Обнимает уже иначе. Как и в наш последний раз ласково и как-то спокойно. Хотя сердце все еще неспокойно. Тарабанит и у него, и у меня. Чье громче? Невозможно определить, потому что они сливаются.
— Миша… — шепчу чуть позже. Голос тихо и рвано звенит. — Миша…
Снова в голове фатальный вопрос горит: «Что мы делаем?» Только озвучить его я до сих пор не могу.
Тихомиров подается назад, и мне приходится его отпустить. Член с влажным звуком покидает мою вагину. И… секунду спустя мы с Непобедимым наблюдаем, как из меня капает его сперма. Я загораюсь от стыда еще до того, как мы сталкиваемся взглядами. А уж, когда сталкиваемся — кажется, что не только шум в голове слышу, но и какой-то инопланетный звон. Все скапливается и взрывается.
Я не хочу спрашивать, зачем он кончил внутрь меня? Не хочу думать о том, что могу снова забеременеть. Не хочу решать, готова ли я к этому.
Хочу лишь, чтобы дальше обнимал.
Но Миша, продолжая кипеть, выдает совсем не ласку.
— Делай, что хочешь, Полина… Что угодно… Но никогда… — глядя мне в глаза, высекает каждое слово. Но не договаривает. С силой стискивает зубы. Тянет через них воздух. И лишь выдыхая, заканчивает: — Никогда не смей играть со мной в ревность, Полина. Никогда.
После этих слов уходит. Я ощущаю обыкновенное опустошение. И вместе с тем приходит какое-то блаженное спокойствие. Потому как, чтобы между нами не происходило… Ему не все равно.
Значит, чувства есть. И это не просто похоть. Тот ураган, с которым Непобедимый упорно сражается, очень и очень сильный.
39
Полина
После душа мне почему-то становится очень холодно. Всю колотит. Одеваю теплую пижаму, достаю дополнительное одеяло… Но согреться долго не удается. Лишь когда обнимаю сына, ощущаю, наконец, умиротворение, которое и дает силы справиться с дрожью. Тело расслабляется, сознание прекращает шуметь, и я засыпаю.