Непокоренные: Избранные произведения
Шрифт:
— Куда?
— Не сказал. Только приказал: передайте отцу, он обо мне еще услышит.
— Та-ак! — сказал Тарас. — Один я! — Он взглянул на заплаканных женщин. — Что ж вы меня в постель уложили? Мне сейчас лежать нельзя. Пустите.
Он встал и медленно разогнул спину.
— Палку мою дайте… — глухо сказал он. — Мне теперь без палки… будет трудно.
Ему подали палку, и, опираясь на нее, он пошел через всю комнату к Павлику.
— Как тебя зовут? — спросил он, останавливаясь перед ним.
— Павел.
Тарас
— Проведешь меня к верным людям… Насти нет, ты меня поведешь. Ничего. Кровью покорены мы, кровью и помстимся. Ничего. Ничего…
На другой день Тарас пошел к Назару. Он нашел его лежащим в белой рубахе под иконами.
— Ты это что, Назар? — испуганно спросил он.
Сосед медленно повернул к нему лицо.
— А-а, Тарас! — бледно улыбнулся он. — Вовремя! Застал.
Тарас сел у постели и осторожно взглянул на Назара. Был сейчас сосед тих и светел, словно от него отлетело уже все земное и покинули его обычная суетливость и суесловие. Он уже простился с землей. Дел у него тут не осталось.
— Нехорошо, Назар! — укоризненно покачал головой Тарас. — Плохое ты время выбрал.
— Не я выбирал. Смерть за мной повестку прислала.
— А ты не иди! Не покоряйся!
— Смерть не Гитлер, ей не покоряться нельзя, — кротко возразил Назар и вздохнул. — О твоем горе слышал, сосед. Всех они казнят, супостаты. Кого быстрой мукой казнят, а вот нас — медленной…
— Нельзя тебе помирать, Назар! — снова сказал Тарас. — Я к тебе с делом пришел.
— Я дела кончил, — тихо прошептал Назар. — В том прости меня, сосед.
Они оба замолчали и задумались. «Вот и пожито на земле много, — удивленно думал Тарас, — и корни пущены, а смотри — уходит человек с земли легко, будто и не жил. Что ж она, смерть? Что ж ее бояться? Умирать легко, — жить, выходит, труднее!»
— В чем грешен я перед тобой, сосед, — с тихой торжественностью произнес Назар, — в чем обидел или оскорбил — прости Христа ради, не осуди!
— Бог простит! — ответил Тарас. — А у меня на тебя, сосед, за сердцем ничего нету.
— В том спасибо!
Они опять помолчали.
— Бог? — сказал Назар. — Перед ним, ежели есть он, у меня грехов много. Налипло, по земле-то шествуя, как к колесам грязи… Ну, в том я ему сам ответ дам. Ежели есть он. А нету — черви не взыщут, простят… — и он перевел дух. — Суетен был, корыстолюбив и злоязычен. Закона не соблюдал, в том пусть баба моя мне простит, и люди… — он опять перевел дух и закончил: — А перед родной землей на мне греха нет.
— Нету, Назар, — сказал Тарас, — это все люди знают.
— Придут наши… Ты им скажи, Тарас.
— Скажу! Скажу!
— Так и скажи: жил Назар Горовой непокоренный и умер не покорясь.
— Скажу, сосед. Это скажу!
— А что гранат я в немцев не кидал, — сказал он тихо, виновато, — в том пусть простят мне… Стар…
Вдруг страшной силы взрыв потряс домик. Задребезжали стекла. Посыпалась штукатурка с потолка.
— И умереть не дадут спокойно, — огорченно вздохнул Назар.
Взрывы следовали теперь один за другим. Домик Назара скрипел и стонал на все голоса, все доски в нем дрожали…
Вбежал запыхавшийся Ленька и крикнул:
— Ты здесь, дедушка? Немцы город рвут!
— Что такое? — не понял Тарас.
— Взрывают город немцы! — крикнул Ленька. — Уходят!
— Как уходят?
Тарас схватил свою палку и бросился вслед за Ленькой.
— А не давать им уходить! — крикнул он на ходу.
Он побежал по улице, барабаня палкой в ставни и крича:
— Эй, выходи, народ! Эй, немцы уходят! Не дадим же им уйти! Эй, выходи, мужчины!
Подле него уже собирались люди.
— Та нехай уходят! — крикнул кто-то из толпы. — Мы ж их не звали! Ну и черт с ними, и слава богу!
— Чего ты хочешь, Тарас?
— Не дадим уйти фашистам! — кричал он. — Перебьем их тут!
— Без нас перебьют, Тарас!.. Мы ж не военные люди. Нас это не касается.
— Как не касается? — заревел Тарас. — Как это нас не касается? А кого ж? Немцы целые уйдут — вновь заявятся нас топтать, детей наших вешать. Не дадим им уйти! В землю их! В землю!
Он побежал, размахивая палкой, в город, Ленька рядом с ним. Отовсюду уже бежали рабочие, многие с оружием, бог весть откуда попавшим к ним.
С автоматом в руке и гранатами бежал и Павлик. Пробегая мимо виселицы, он оглянулся на Настю. В сумерках не видно было ее лица, только скорбный силуэт синел в озаренном пламенем пожаров небе, но Павлик знал теперь, что Настя благословляет его на бой и смерть.
— Эх, жаль, ружья нет! — горестно крикнул Тарас на бегу. — Эх, ружья, жаль нету, Ленька!
Они вбежали в центр города, на площадь, еще дымившуюся после взрывов, и сквозь дым и гарь, сквозь тучи кирпичной пыли, сквозь черное пламя, жадно лизавшее камни, увидел Тарас свой город… Дома, вздыбленные в ужасе, скорчившиеся, смертельно раненные, охваченные пожаром, падающие на его глазах грудою черного камня…
Тарас остановился, потрясенный, подавленный новым горем.
— О-о-о-о! — простонал он, хватаясь рукой за сердце.
Что они сделали с городом! Что они сделали, варвары, с сердцем Тараса! Вчера он увидел на виселице синий труп своей девочки, сейчас на костре перед ним корчился его город…
А сквозь дым тайком, как воры, пробирались отступающие гитлеровцы. Их машины сгрудились среди развалин улицы, наползали одна на другую, в панике бегали механики и солдаты, из кабин высовывались офицеры и грозили кому-то пистолетами…