Непокорная тигрица
Шрифт:
Но Половинка был человеком довольно непредсказуемым. Впрочем, как и все наркокурьеры. Может, все дело именно в ней самой? Анна задумалась. Ее душа уже давно превратилась в клубок противоречий. А наркоманы такие же ненадежные люди, как и курьеры.
Она вздохнула и, аккуратно свернув шелковое платье четвертой жены, положила его на кровать. Крестьянская одежда — брюки и туника — гораздо удобнее. Она не стесняет движений, хотя, конечно, шелк намного приятнее.
— Ты снова думаешь об опиуме? — донесся из спальни голос Чжи-Гана, который
— Да, — солгала Анна, хотя сейчас, для того чтобы успокоиться, ей больше хотелось воспользоваться его методом.
Чжи-Ган подошел к ней, но когда она подняла к нему свое лицо, предлагая поцеловать ее, он не ответил на этот призыв.
— Что ты задумала, Анна?
Она закусила губу, размышляя над тем, готов ли он услышать всю правду. А готова ли она рассказать ему все?
— Почему ты стал императорским палачом? Ведь это совсем не то, чего ты хотел.
Он вздрогнул, однако продолжал пристально смотреть на нее.
— Я хотел изучать труды Лао-Цзы и хотел понять, чем буддизм отличается от даосизма и христианства.
— Хотел стать ученым.
Чжи-Ган кивнул.
— Потом я вырос и уехал в Пекин. Я изучал философию, политику и другие науки.
— Образование не может превратить человека в... фараона, —последнее слово Анна произнесла по-английски. Она просто не знала, как китайцы между собой называют полицейских.
На его лице появилась грустная улыбка.
— Я встретил девушку... — сказал Чжи-Ган и вдруг резко наклонился к ней и прижался губами к ее губам. Он целовал ее так, как будто еще раз пытался показать, что она принадлежит только ему.
Анна замерла от наслаждения. Потом, когда все закончилось, Чжи-Ган прижался лбом к ее лбу, но так ничего и не объяснил.
— Ты встретил девушку... — напомнила она.
— Она умерла, — сказал он.
— Это та девушка, которая принимала опиум?
— Я убил человека, который поставлял ей опиум.
Он сказал это таким голосом, что Анна невольно вздрогнула. Перед ней сейчас был палач. И с этим мужчиной она флиртовала! С этим убийцей она занималась любовью! Именно этого мужчину она хотела больше всего на свете!
Анна невольно вздохнула и снова потянулась к нему губами, однако, прежде чем снова поцеловать его, она задала еще один вопрос:
— Сколько тебе тогда было лет?
— Семнадцать, — ответил он и еще сильнее сжал ее руки. — Китайские женщины совершенно беззащитны. Даже родители не могут защитить своих дочерей. Девочек продают, а женщин насилуют. Многие из них становятся наркоманками. — Он посмотрел ей прямо в глаза, как бы умоляя понять его. — Я ненавижу убийства, Анна. Но эти мерзавцы наживаются на несчастных девочках. Кто их остановит, если не я? Кто положит этому конец?
Она неотрывно смотрела на Чжи-Гана, всем сердцем чувствуя его боль.
— Конечно, ты. Ты спасешь их.
Он
— Слишком поздно. Я уже почти ничего не могу сделать.
— Ты ведь обыкновенный человек, — прошептала она.
Он снова впился губами в ее губы и просунул ей в рот свой язык. Он делал это намеренно грубо. Так, как и подобает палачу. И это могло нравиться только такой испорченной женщине, как она. Анна открыла рот, приветствуя его вторжение. Как и прошлой ночью, она сейчас полностью отдавалась ему, и он принимал этот дар. Какое-то время она пыталась сопротивляться, но это длилось недолго. Он был слишком силен, а она изнывала от желания.
Через некоторое время они забыли обо всем на свете, наслаждаясь друг другом. Когда Чжи-Ган поднял голову, Анна схватила его за плечи и зарылась лицом в его волосы. Ей казалось, что в тот момент, когда она полностью отдастся ему, он все еще будет крепко держать ее. Представив себе это, она улыбнулась.
— Если бы мы сейчас были в Пекине, — пробормотал он, — то я бы закрыл двери своего дома для всех друзей и знакомых, притворился бы больным, чтобы слуги не докучали мне, и провел бы целый месяц, а может, и больше в постели с тобой.
— Если бы мы были в Пекине, то я бы согласилась на это, — прошептала Анна. — И я бы не думала ни об опиуме, ни о твоей ужасной работе. Я забыла бы обо всем на свете и только бы ублажала тебя.
Наконец они отстранились друг от друга. Чжи-Ган помог ей поправить грубую крестьянскую одежду, а она в это время начала мазать лицо пеплом. Затем, отступив в сторону, он внимательно осмотрел ее и нахмурился.
— Ты похожа на мальчишку. На чумазого крестьянского мальчишку.
Анна кивнула.
— Только ты знаешь, что скрывается под этой одеждой.
— Нет, — сказал он, недовольно поморщившись. — Другие тоже знают. Этот твой Половинка и его люди.
Анна отвернулась от него, чувствуя, как в ней закипает злость.
— Они не мои мужчины, — отрезала Анна. Ей так хотелось, чтобы он снова крепко обнял ее, и она раздраженно пробормотала: — Я совсем не знаю их.
— Но ведь они — люди твоего отца, — продолжал настаивать он.
— Приемного отца. Да, Половинка был со мной, когда я делала свою первую ходку, — подтвердила она. Как же ей было противно произносить имя этого негодяя! — Остальных я не знаю. — Посмотрев в окно, она увидела, как ветер раскачивает ветки дерева. — Я хорошо знаю только соломенных солдат.
— Ты, наверное, довольно часто прибегала к подобной хитрости? — холодно спросил Чжи-Ган.
— Очень редко, — ответила Анна и, повернувшись, посмотрела ему глаза. — Мы никого не заставляли принимать опиум, — раздраженно добавила она. — Они сами приходили к нам и умоляли дать им его.
— Опиум в обмен на девочек.
Она вздрогнула.
— Я никогда не согласилась бы на такую сделку.
— Неужели? — Чжи-Ган презрительно усмехнулся. — Ты действительно не смогла бы этого сделать?