Непокорная тигрица

Ли Джейд

Он усмехнулся.

— И приятная забава.

— Но не любовь, — сказала она.

Чжи-Ган посмотрел ей в глаза, и его лицо снова стало серьезным.

— Нет, — медленно произнес он. — Это не любовь.

Она кивнула и твердо решила больше не затрагивать эту тему, но все-таки не удержалась и поинтересовалась:

— А ты веришь в любовь? В романтическую любовь между мужчиной и женщиной?

— Все ученые мужи верят в любовь. Ты когда-нибудь читала наши стихи?

Разумеется, она их читала. В них сплошь и рядом рассказывается о несчастных влюбленных, обреченных на бесконечные страдания. То их разлучает война, то злые родители, то

боги.

— Значит, ты не веришь в то, что такое вообще возможно? Что мужчина и женщина могут жить вместе в любви и согласии?

Чжи-Ган посмотрел на нее своими черными как ночь глазами.

— Нет, — ответил он. — Я не верю в то, что такое возможно.

— И я тоже не верю, — заявила Анна и снова принялась за работу. Но не успела она взять щетку, как он крепко сжал ее руку.

— Однако сегодня ночью мы с тобой поверим в это. Сегодня ночью мы будем безгранично счастливы.

— А что будет утром? — спросила она, стараясь сдержать слезы.

— Утром мы поедем в Шанхай, чтобы встретиться с твоим приемным отцом...

И убить его.Но Чжи-Ган не произнес эти слова вслух. Утром, после страстных ночных поцелуев и нежных ласк, ему обычно снова приходилось возвращаться к своим обязанностям — уничтожать опиум, наказывать предателей и совершать убийства.

Крепко сжав губы, Анна продолжала вертеть в руках грязную щетку.

— Я поеду в Англию, к моей семье, — сказала она.

— Конечно, — спокойно произнес он, но его лицо при этом стало мертвенно-бледным. — Куда же еще ты можешь податься?

— Никуда. — Анна с грустью покачала головой. Ей больше и в самом деле некуда было ехать.

Чжи-Гану снился сон. Ему снилось, что он стоит посреди гостиной в публичном доме и рассматривает «цветочки». Вся комната была заполнена сладковатым опиумным дымком. Он услышал, как какой-то клиент застонал от наслаждения, и представил, что в этот момент чувствовала проститутка, с которой он развлекался. По ее лицу текут слезы, и она отворачивается, чтобы мужчина не заметил их. Чжи-Ган видел это так ясно, как будто все происходило наяву, хотя и понимал, что он спит.

Чжи-Ган шагнул в темноту и удивился тому, что ему легко дышится в этом густом тумане. Пристально всматриваясь в полумрак, он прошел в заднюю комнату и увидел то, что и предполагал увидеть: содержательница борделя покупала молоденькую девочку. Девочка эта была напугана до полусмерти и отчаянно сопротивлялась. Это была его маленькая сестра, которую пытались выволочь из комнаты. Он вздрогнул, услышав ее пронзительные крики, гулким эхом отдававшиеся в его голове.

Каждый раз, когда ему снился этот сон, именно в этом месте он доставал свои ножи и спасал сестру. Она с благодарностью бросалась к нему в объятия, и он уводил ее домой. Однако домой они так и не попадали. Чжи-Ган приводил ее в другой сад наслаждений, где ее снова забирали у него и продавали. И он снова спасал ее, оказываясь в другом доме. Затем опять все повторялось, продолжаясь до тех пор, пока он не просыпался в холодном поту.

Только не сейчас. Он больше не увидит этот кошмарный сон. Он решил изменить свой сон, хотя понимал, что по-прежнему спит. Но никаких перемен не произошло, хотя он страстно хотел этого.

И вот Чжи-Ган снова достал свои ножи, чтобы в очередной раз попытаться спасти сестру. Неожиданно для себя он вдруг увидел другую женщину. Это была Анна, одетая, как дорогая проститутка. На ней было великолепное шелковое

платье, обтягивающее ее тугие, полные груди и подчеркивающее красивые длинные ноги. Ее губы были накрашены ярко-красной помадой. Он видел, что она взяла в рот трубку с опиумом и блаженно закрыла глаза, наслаждаясь курением. Чжи-Ган почувствовал, как к горлу подступает тошнота, и еще крепче сжал рукоятки своих ножей, угрожая убить всех, кто находился в комнате. Кроме девушек, конечно. Он слышал крик своей сестры и знал, где она сейчас находится и как ее можно спасти. Чжи-Ган не сомневался, что с легкостью выбьет трубку из рук Анны, раздавит ее ногой, а потом заберет любимую женщину из борделя. Даже во сне он сознавал, что ему под силу справиться с этим.

И все-таки он ничего не сделал. Его сестра продолжала кричать, Анна по-прежнему курила опиум, а он опустил свои ножи, потому что они стали тяжелыми, как камни. Такими тяжелыми и такими большими, что он просто не мог их поднять. Он бросил их на пол в кровавую лужу и направился к двери. «Что ты делаешь? — мысленно спросил он себя. — Спаси их!»

Тот Чжи-Ган, который ему сейчас снился, лишь пожал плечами и пристально посмотрел на него. Все это просто плод его воображения, но такова была красота и ужас ночного видения.

— Мои ножи слишком тяжелые, — сказал воображаемый Чжи-Ган.

— Но им нужна твоя помощь! — закричал Чжи-Ган. — Ты им нужен.

Воображаемый Чжи-Ган не ответил.

— Они слишком тяжелые, — повторил он, указывая рукой на свое оружие. Потом он перешагнул через ножи, прошлепал по кровавой луже и покинул сад наслаждения.

Чжи-Ган громко кричал, возмущался, пытаясь заставить своего двойника оглянуться. Но это не помогло. Тот упорно продолжал идти вперед.

Затем воображаемый Чжи-Ган сбросил с себя пропитавшуюся кровью одежду и поймал рикшу. Спустя несколько секунд воображаемый Чжи-Ган, к слову, совершенно голый, навсегда ушел от Чжи-Гана настоящего, даже не помахав ему на прощание рукой.

Двойник Чжи-Гана пристально смотрел вперед, на изумрудное рисовое поле, зеленевшее на горизонте. Молодые побеги риса уже вылезли из воды, и, увидев это, Чжи-Ган улыбнулся.

А потом все исчезло — и рисовое поле, и публичный дом, и прекрасная Анна. Не стало слышно и криков его сестры. Все исчезло, и настоящий Чжи-Ган оказался в полном одиночестве. Он все еще продолжал кричать, пытаясь вернуть воображаемого Чжи-Гана. Затем он снова отправился в публичный дом, чтобы спасти свою сестру и Анну. Там он просто стоял и кричал, чтобы его услышали. Но вскоре исчезли и его голос, и его мысли, и его воображаемый двойник. Это видение просто растворилось в воздухе. Осталась только огромная серая пустота.

Все исчезло.

И он исчез на долгое-долгое время.

— Чжи-Ган! Чжи-Ган! — донесся до него чей-то голос, пробившийся в серую пустоту.

Голос был очень тихим, и он подумал, что это либо эхо, либо, возможно, какое-то смутное воспоминание. А впрочем, какая теперь разница?.. Нет, это не эхо. Голос был вполне реальным, и он побежал на этот звук что есть силы.

— Чжи-Ган!

— Анна!

Он наконец проснулся. Его тело казалось невероятно тяжелым, и ему с трудом удалось выпрямиться, чтобы попасть в ее руки. Она легко поймала его, и это было большой удачей, потому что тело почему-то не подчинялось ему. Его руки были подобны двум огромным каменным глыбам — такие же тяжелые, темные и совершенно бесполезные. И все же ему удалось обнять ее и со всей силы прижать к себе.