Непокорный алжирец
Шрифт:
Постояв с минуту, незнакомец приветливо помахал рукой.
— Бонжур, мсье!.. — крикнул он. — Бонжур! — И, захохотав, пошёл своей дорогой.
Глядя ему вслед, Омар пробормотал:
— Добрый был парень… Работали вместе… Бомба на их дом упала — и все погибли: родители, жена, дети. Удивляемся, как он сам уцелел…
«И это называется уцелел?» — подумал доктор Решид, вслушиваясь в пение сумасшедшего.
Усаживаясь в машину, ещё раз окинул горьким взглядом чёрные руины. Недолго же радовался он безмятежному уголку природы, наслаждался покоем и тишиной… Впервые, лицом к лицу, столкнулся Решид с войной. Раньше
… А до конца ли понял? Чьим-то криком словно стучали в сердце ему слова: «Погодите, доктор, распахните хвои глаза! То, что вы видели, лишь небольшая часть необозримого океана горя». Может, это кричал сумасшедший из развалин?
Доктор невольно оглянулся, нет, разрушенное селение осталось позади, машина мчалась среди виноградников.
Всё чаще стали попадаться люди; человек семь-восемь окапывали виноградные кусты, немного дальше трое парней, закатав штаны выше колен, рыли канаву, маленький, серый, как мышь, ослик тащил арбу с горой хвороста, старик погонял осла кнутом. С гиканьем, гамом, криками бежали навстречу тарахтящей машине ребятишки, выстроились шеренгой у обочины дороги, по-военному отдавая честь.
— Не верят, когда мы говорим, что можем сражаться ещё десять лет. Вот наши завтрашние воины, са'аб доктор! — говорил Ферхат, приветливо махая детворе.
С переднего сиденья повернулся Омар-ага.
— Что десять лет! Скажи, пока не переведутся все алжирцы…
Машина пересекла мелкий арык с прозрачной водой и остановилась у опушки густого леса. Капитан первый вылез из машины и, обращаясь к шофёру, сказал:
— Мы с са'аб доктором пойдём пешком. А ты отвези побыстрее Омара-ага и возвращайся.
В просвете между деревьями показались палатки военного городка. Бойцы занимались каждый своим делом: кто чистил оружие, кто читал книги, кто брился, некоторые стирали обмундирование. В сторонке, под развесистым ореховым деревом сидели кружком человек десять-пятнадцать с тетрадками и карандашами в руках.
— Грамоте учатся, — пояснил капитан Ферхат.
Четыре короткоствольных горных пушки, расставленные под деревьями правильным квадратом, насторожённо глядели тёмными зрачками жерл; два танка, несколько бронетранспортёров — всё было трофейным, захваченным в боях у французов. На открытой площадке бойцы занимались строевой подготовкой, изучали пулемёт.
Навстречу доктору и Ферхату заспешил заместитель Халеда майор Лакдар.
Спасибо!.. Тысячу раз спасибо! — обратился он к доктору. — Революция никогда не забудет вашей помощи!
Доктор Решид, несколько смущённый столь высокой оценкой своих заслуг, искоса посматривал на майора. Перед ним стоял сорокалетний крепыш среднего роста в простой солдатской одежде. Мужественное лицо его обрамляла густая борода. Глаза майора смотрели остро, волосы крупными кольцами падали с непокрытой головы на высокий лоб.
Между собой бойцы называли майора «наш Фидель». Он и впрямь не только густой чёрной бородой, но и ещё чем-то неуловимым напоминал прославленного кубинца.
— Как состояние полковника? — спросил майор Лакдар и тут же сообщил, что из Туниса выехал опытный сирийский хирург, который останется работать в госпитале Армии Национального Освобождения. А затем без всякого перехода пригласил доктора побывать сегодня вечером на пресс-конференции,
Решид обещал прийти.
Уже совсем стемнело, а пресс-конференция всё ещё продолжалась. Палатка в центре военного лагеря была битком набита людьми. Здесь собрались не только офицеры и бойцы, но и старики из лесного поселения. За большим столом сидели майор Лакдар, капитан Ферхат и журналисты — молодой, суховатый, с короткой жёлтой бородкой швед и пожилой, полный, с чёрными усиками итальянец. Оба они, особенно итальянец, знали арабский язык. Итальянец записал что-то в блокноте и, обратившись к Лакдару, спросил, как смотрят алжирские революционеры на вопрос о перемирии.
Майор заговорил размеренно и спокойно.
— Вопрос о перемирии — важный вопрос. Как говорится в народе, безоружный не стремится к брани. Так что мы, разумеется, не против переговоров, однако мы никогда не согласимся разговаривать под дулами пушек. Переговоры должны вестись на паритетных началах, в нейтральном государстве. И без всяких предварительных условий. Одна из парижских газет утверждает, что, мол, французская делегация потребует, чтобы мы «вошли в зал переговоров, оставив ножи на улице». Заявляю с полной ответственностью: не достигнув своей цели, оружия не сложим. Возможно, кто-то надеется с помощью переговоров достичь того, чего не удаётся достичь с помощью пушек и бомб, — продолжал Лакдар. — Может быть, думают завлечь нас в ловушку политикой. Можете предупредить через свои газеты Париж, что на каждую ловушку мы припасём свою, ответную. Так что ловчий рискует сам попасть в сети.
Итальянец уткнулся носом в блокнот, в разговор вступил желтобородый швед. Он сказал, что последнее время парижские газеты много шумят об отделении Сахары от Алжира и превращении её в самостоятельное государство. Что может сказать об этом уважаемый господин майор?
Лакдар нахмурился, по лицу его прошла тень. Это был сложный вопрос, и майор взглянул на журналиста неприязненно, будто тот был инициатором этой проблемы. Однако голос его прозвучал по-прежнему ровно.
— Представьте себе, господин журналист, что кто-то хочет разделить Швецию на несколько самостоятельных государств. Согласится с этим шведский народ? Боюсь, что нет, не согласится. И с Сахарой дело обстоит точно так же. Конечно, колонисты будут стремиться удержать Сахару в своих руках. Это завидный куш — здесь нефть, газ, уран и многое другое. Но все эти богатства нужны нам самим. Франция и без того выкачала из Алжира немало, — майор развернул газету. — Вот что пишет «Франс нувель»: «В нефтяные разработки Сахары вложили миллиарды десятки компаний». Давайте посмотрим, какие это компании — «Ретфранс», «Корифей», «Финарей», «Дженарей»… В общем, множество всяких «рей».
Во всех этих компаниях есть акции не только французов, но и американцев и англичан, и все они безусловно применят тысячу уловок, чтобы удержать за собой Сахару. Но ведь все это напрасно. Сахара неотъемлемая часть Алжира, разговор о её самостоятельности лишён всякого здравого смысла.
Швед задал новый вопрос. Вчера вечером по алжирскому радио выступил Бен Махмуд и заявил, что определённая группа общественных деятелей Алжира могла бы тоже принять участие в переговорах. Что думает по этому поводу уважаемый господин майор?