Непозволительно отважный
Шрифт:
В тоже время мысль о том, чтобы оставить Могвая здесь, точно не зная, что с ним случится - если быть честной, я и не хотела точно этого знать, чуть не убивала меня.
Чувство умиротворённости исчезло, и я зарыдала ещё более безудержно, чем уже ранее, когда доктор Саломон вынес Могвая, как ребёнка из комнаты, а Леандер поднял меня с табурета.
– Нам нужно идти, Люси. Тут есть ещё и другие пациенты. Тебе нужно домой, к маме и папе.
Безвольно, я позволила ему по этапам, вытолкать меня на улицу, где всё ещё шёл дождь, и стало темно. Ни одной звезды, ни луны над нами, даже туч не было видно, как будто в мире больше не было неба.
Держась за руки, и близко друг к другу, так что я снова и снова спотыкалась о ноги Леандера, мы шли под дождём домой. Я почти не могла поверить в то, что увидела, когда поняла, что три совершенно мокрые и находящихся в дурном настроение фигуры болтались возле нашей двери, руки глубоко в карманах, капюшоны надеты на головы.
– Люси ... эй, Катц ... Что происходит?
– Леандеру пришлось отпрыгнуть назад, так быстро Сеппо оказался возле меня и поднял вверх, чтобы прижать к своей широкой груди.
– Что случилось, моя сладкая?
Я рассмеялась сквозь слёзы, потому что он меня так назвал; Я не была сладкой, и это каждый из нас знал, но потом поняла, что не было не малейшего повода, чтобы смеяться и начала так неудержимо всхлипывать, что могла произносить только отдельные слова.
– Собака ... мертва ... усыпили ... только что ...
– Вот дерьмо.
– Это был Сердан.
– Нет ... только не Могвай.
Теперь это был он, кто притянул меня к себе, в то время как Билли неуклюже хлопал меня по плечу, а Леандер, с явно ревнивым выражением лица, расхаживал вокруг нас. Но и у него всё ещё текли тонкие ручейки слёз по бледным щекам.
– И что это здесь такое будет? Хм? Прямо на улице? Групповые объятия? Тебе не стыдно, барышня?
О Боже, теперь ещё мама. Я не хочу рассказывать это снова, не ещё один раз, подумала я и повернулась к ней, ревя.
– О, Боже мой, дорогая, да ты ... что такое ... но ... моё сокровище ... Давайте сюда мою дочь, немедленно!
– Решительно она вырвала меня из объятий Сердана и прижала так сильно к своей груди, что я, задыхаясь, ахнула и у меня не было никаких шансов рассказать, что случилось.
Билли сделал это за меня, в то время как Сеппо словно примагниченный повернулся. Через мамино плечо я могла видеть почему. Мама Ломбарди вышла из дверей пиццерии и бросала на нас злющие взгляды.
Решительно я показала ей язык, прежде чем опустить лицо на массивное плечо мамы и покорно продолжить реветь. Я никогда не смогу больше делать что-то ещё. С этой минуты моя жизнь состояла из этого: реветь и скучать по моей собаке и постоянно думать о том одном непостижимом моменте, когда я решила отпустить его.
Но я ошиблась. Следующие два часа моей жизни состояли из того, чтобы позволить маме отнести меня на кухню и лелеять, как будто я была маленьким ребёнком.
Bitter Lemon с кубиками льда, бамба, прохладная тряпочка на лоб, поцелуйчик здесь, поцелуйчик там, пока от чистых ласк у меня не потемнело в глазах - что скорее случилось из-за маминых духов, а не из-за её попыток утешить меня.
Потом мама сама начала реветь, а папа взял на себя должность утешителя, прочитав нам речь о быстротечности жизни, которая составила бы конкуренцию любому пастору, и между делом незаметно избавился от оставшегося собачьего корма, выбросив его в мусор, а корзинку отнёс в кладовку, чтобы всё это, постоянно не напоминало нам того, что случилось.
Как будто бы это поможет! Могвай был со мной только один год, но мне будет не хватать его всю жизнь. Это я знала уже сейчас. Он был моей первой собакой. Леандер подарил его мне. Было невозможно забыть о нём даже на мили секунду.
Но в какой-то момент у меня так заболела голова, что я решила, прекратить реветь, потому что ненавидела головную боль; кроме того о себе дал знать мой желудок. Я проголодалась. Я считала это недостойным по отношению к моей бедной, мёртвой собаки, быть голодной, но к чёрту, я была ей и должна была что-то съесть.
Папа тоже считал, что бамба была не едой, а кулинарным преступлением и заказал в пиццерии Tonno три порции спагетти со специально острым томатным соусом. Пиццерии Ломбарди мы по-возможности сторонились со времени скандала по поводу паркура и переезда Сеппо, а сегодня я была уверенна в том, что мама Ломбарди подмешала бы в нашу еду яд, если бы мы заказали её у неё.
Да, это было утешительно, кушать острую лапшу и при этом думать о том, как Сеппо и Сердан добровольно заключили меня в объятия. Всегда, когда ком в горле становился слишком большим, и у меня было такое чувство, что начну сейчас опять реветь, я думала об этом. О моих ребятах.
Они были здесь, и у них не было больного сердца и надеюсь также никакой воды в лёгких. Они были молодыми и здоровыми и даже ожидали меня под проливным дождём, потому что не знали, чем им без меня заняться. В ближайшем будущем мне не придётся усыплять не одного из них.
Я позволила маме уговорить себя, посмотреть вместе с ней по телевизору Даниелю Катценбергер. Это тут же меня так утомило, что мои глаза закрылись, и я поприветствовала сон, потому что во сне не нужно было думать о том, что случилось. Мелодия в моей голове отключила все без исключения мысли. Здесь, где я была, была лишь жизнь. Тепло и мягко и защищёно.
Глава 6
.
Место последнего упокоения - Рейн
– Оно бьётся, - прошептала я от радости.
– Ты тоже это слышишь? Леандер?
– Он ничего не ответил, но ему было и не нужно. Не было не малейшего сомнения в том, что сердце Могвая снова забилось, громко и сильно.
Всё было только глупой, печальной ошибкой, Могвай не был больным и уж точно не мёртвым, а здоровым и живым.
Единственное, что меня удивляло, было то, что его сердце билось в тройном ритме вместо двойного, тук-тук-тук, пауза, тук-тук-тук, но таким образом это прекрасно подходило к моей запоминающейся мелодии. Who’s gonna drive you home … тук-тук-тук ... tonight … тук-тук-тук ...