Неправильная пчела
Шрифт:
Марианна Геннадьевна решила прогуляться с воспитанницей в зимнем саду. Снаружи ветер гулял с вьюжным помелом, а роскошные пальмы и орхидеи были надежно укрыты от причуд подмосковной зимы. У фонтана стояли низенькие скамейки, пахнувшие свежей краской, но уже не оставлявшие следов при прикосновении к ним. На толстых виноградных лозах сидели волнистые попугайчики, летавшие повсюду. Пчёлкам разрешалось играть в зимнем саду, рисовать и читать, но сейчас все были заняты выработкой ежедневной нормы, и потому здесь было тихо, и работе Марианны Геннадьевны никто бы не помешал.
– Смотри, Галя, –начала она вкрадчивым голосом, –
– Я очень этому рада, – приторно улыбаясь, ответила Глина, украдкой наблюдая за одной из пчёлок, кормившей золотых рыбок в огромном аквариуме.
– Скоро мы поощрим Маринку. Ей дадут новую униформу ярко желтого цвета, а в праздники она будет надевать на голову венок из цветов померанца. А ты хочешь быть, как Маринка? Носить такую же униформу и венок?
– Конечно хочу, – также улыбаясь, сообщила Глина, – но у меня не получается быть как Маринка, Марианна Геннадьевна.
– Валентин Прокофьевич считает, что ты обманываешь нас, Галя. У тебя есть способности, но ты их не хочешь развивать, – печально вздохнув, сказала Марианна
– Я не обманываю, – упрямо сказала Глина, – у меня нет никакого венца, и способностей тоже. Вещи со мной не говорят, пропажи я не нахожу…
– Бывает, что у способных пчёлок не проявляется венец. Редко, но бывает. К тому же Софья Максимова утверждает, что она знала других людей, обладавших таким же редким даром, как у тебя, но у них не было венца.
Глина пожала плечами, давая понять, что не она лжет, а Софья Максимова.
– Знаешь, как наказывают лжецов? – Марина Геннадьевна и взяла Глину за руку.
– Их изгоняют из улья? – предположила Глина.
– Нет, – возразила Марианна Геннадьевна, – из улья уйти нельзя. Пчёлки не могут жить без улья. Когда наступит зима, когда метель и лютый холод пронзят собой всё вокруг, что станет с одинокой пчелой? Кто защитит сироту от стужи и голода?
– Но это же просто сказка! – подняла круглые от удивления глаза Глина.
– Вовсе нет, – так же ласково ответила ей старшая воспитательница, – сказка рассказывается малышам, чтобы они могли проще понять устройство нашего мира. Для таких как ты, больших девочек, есть жестокая действительность. Подумай, что будет с тобой, если ты будешь упорствовать и лгать нам?
Глина опустила голову, а Марианна Геннадьевна продолжала держать ее за руку в ожидании правильного ответа.
– Ты хочешь уйти из улья? Хорошо, водитель отвезет тебя на окраину Москвы и оставит у станции метро. Без денег и документов, без личных вещей, без провизии и воды. Сколько ты там продержишься без поддержки своих пчелок? Или ты думаешь, что ближайший милиционер отвезет тебя к любимой мамочке? – голос Марианны Геннадьевны становился громче, а от ее слов сквозила ледяным холодом, – ты не нужна никакой мамочке. Таких как вы, детей с особенностями развития, с необычными способностями, никто не любит, и вы никому не нужны. Вас называют выродками и уродами. От вас избавляются! Место для вас в психиатрических клиниках! Матери и отцы продают вас, чтобы решить свои проблемы.
– Это неправда, – попробовала возразить Глина, но ее голос предательски срывался.
– Хочешь, я покажу
Глина сглотнула комок слёз и промолчала. На краешек фонтана сел попугай-неразлучник и стал тоненько щёлкать, вызывая свою подругу из густых ветвей. Марианна Геннадьевна отпустила руку Глины и из кармана белого передника достала печенье. Разломив его и раскрошив в ладони, она высыпала крошки на мрамор фонтана. Попугай подскочил к ним и, поглядывая одним глазом, принялся торопливо клевать.
–В договоре написано, что твоя мать дает согласие на применение к тебе методов психиатрического лечения. Знаешь, что это означает? – Марианна Геннадьевна наклонила голову на бок и стала напоминать этим прожорливую сойку, клевавшую печенье, – это значит, что твои родители считают тебя сумасшедшей. К тому же Переверзевым по договору уплачены немалые деньги, и вернуть нам долг они будут не в состоянии.
– Но я не сумасшедшая! – выкрикнула Глина и, закрыв лицо руками, разрыдалась.
Марианна Геннадьевна погладила Глину по голове, поцеловала в макушку.
– Конечно, не сумасшедшая. Ты – уникальная, ты – волшебная, ты – не такая, как все. И я открою тебе большую тайну, которую тут знают немногие.
– Какую тайну? – спросила Глина, вытирая слёзы.
– Все, кто живут в нашем улье, получают волшебный мед. Он продлевает жизнь. Несмотря на то, что мы не знаем, как надолго, но будь уверена, такое вознаграждение за труд и талант тебе не даст никто! Нас мало, мы должны держаться вместе, помогать друг другу и делать общее дело. Потому мы и называемся пчелками.
– Маринка помогает делать такой мёд? –спросила Глина, едва веря в услышанное.
– Да, милая Галя, и ты тоже сможешь его делать, если захочешь. Но вместо этого ты огорчаешь меня и Виктора Ивановича, ты всех нас огорчаешь.
– Я бы… – вздохнула Глина.
– Со временем все получится. Мы поможем тебе открыть твой дар, – заверила ее Марианна Геннадьевна, довольная достигнутым результатом.
Старшая воспитательница и Глина медленно пошли в корпус. Они спугнули попугая, который с недовольным щелканьем вспорхнул и скрылся в ветвях. Глина размышляла, была ли в словах Марианны Геннадьевны хоть какая-то толика правды? За полгода жизни в «Божьей пчеле» Глина перестала верить и взрослым, и детям. Чем больше Глина находилась в этой странной секте, тем больше убеждалась в том, что Перевезевы ничем не отличались от той цыганки, что продала своих дочерей. Ведь за все эти полгода ни мать, ни отец ни разу не написали ей, не позвонили и не приехали навестить. Кроме «Божьей пчелы» о Глине и Маринке действительно никто не мог позаботиться.
– А какое же наказание бывает лжецам? Вы так и не сказали, – робко спросила Глина старшую воспитательницу. Та остановилась уже на пороге корпуса и одарила девочку медленным тягучим взглядом.
– Мы просто не даем им мёда, продлевающего жизнь, и возвращаем в приют на Комсомольскую. А по окончании школы, они уходят … в никуда. Ведь семьи как таковой у них нет.
***
Маринка и Глина сидели на скамейке в Зале Света. Маринка расправила пышную юбку оранжевого сарафана. Она любовалась бликами, играющими на синтетической ткани. В зале было душно от благовоний и срезанных оранжерейных цветов, но ради минуты славы Маринка терпела.