Шрифт:
Часть 1. Глина
«Сидят девушки в горенках, нижут бисерок на ниточки»
(с ) Старая русская загадка
Двухэтажное здание бывшего имения купца Митина было отдано в тридцатые годы под психиатрическую больницу. В семидесятые здесь был интернат, а в девяностом разместили очень нужную службу с модным названием «приют». Сюда свозили беспризорников со всего Подмосковья. От похожих друг на друга приютских историй ломились полки книжных шкафов в приемной. Воспитанники жили в купеческом доме на временных основаниях, больше полугода никто не задерживался: поступали в интернаты либо возвращались в семьи. Поэтому полки книжных шкафов хранили истории без начала и конца. Даже внимательный глаз не нашел бы в них ответа на вопросы: почему ребенок оказался
Из клиники «Божья пчела» в приют медсестра привезла Глину под вечер. Девочку приняли без лишних вопросов. Медицинский осмотр был быстрым и болезненным. Травм, гнид, чесотки не нашли, сексуальных контактов не было. Экспресс-тест на ВИЧ отрицательный. Воспитатель тычками провела Глину по коридору со словами: «Сначала мыться, потом – на ужин. Не шуметь, в коридор не выходить».
Грязная, разрисованная маркером кабинка душевой вызвала у Глины прилив тоскливой тошноты. Глина не так представляла себе жизнь в столице. Ее родителям, оставшимся в Воронеже, представитель клиники «Божья пчела» со смешной фамилией Пасечник пообещал, что девочек обследуют лучшие специалисты, и после этого Марина с Галиной будут учиться в элитном учебном заведении, причем на полном государственном обеспечении. Родителям даже выплатили вознаграждение за талантливых дочерей и пообещали еще денежную помощь, если проявятся какие-то паранормальные способности. Обещания Пасечника звучали неопределенно, но предъявленные им документы опасения у Переверзевых не вызвали: клиника действовала под эгидой Правительства, Пасечник представился доктором медицинских и педагогических наук. Обилие канцелярских оборотов в речи Пасечника говорило о том, что человек серьезный, допущен к верхам власти, где бюджетное финансирование проектов льется рекой. Таиса только робко спросила, отчего в клинике содержатся дети, отстающие в развитии, а Пасечник хочет забрать не только старшую дочь Марину, но и младшую – Глину? Но Пасечник уверил, что при клинике работает лицей для одаренных детей, и Глине там самое место. Алексей Переверзев не был очарован приехавшим из столицы щёголем, но перевод на его счет кругленькой суммы от клиники «Божья пчела» убедил в серьёзности намерений Пасечника.
Мать привезла дочерей в Москву, на вокзале Переверзевых встретили улыбчивые сотрудники клиники и в фирменном автобусе привезли в подмосковную деревню. Таисе так понравился обнесенный высокой оградой парк, ухоженный и светлый, что последние сомнения были отброшены. Все здесь создано для детей, это вам не провинция с разбитыми тротуарами и пыльными захламленными сквериками. Липы, каштаны, кусты акации окаймляли периметр парка и уходили вглубь, образовывая рощицу. На прогулочном электрическом паровозике Переверзевых провезли по всей территории клиники. Жилые корпуса, лицей, санаторий для членов Правительства, клиника для детей, отстающих в развитии, административные здания, библиотека и столовая располагались так, что они друг другу не мешали, и, наверное, можно было бродить целый день и встретить таких же отдыхающих или сотрудников клиники где-то вдали. На одной из полянок паровозик остановился, и Пасечник показал геометрически устроенные лужайки: шалфей и ромашка, донник и клевер наполняли ароматом воздух округи, эспарцет колыхался розовыми волнами, золотарник возвышался на пригорках яркими желтыми пятнами. «Мы держим пасеку для нужд воспитанников и пациентов санатория, нет ничего полезнее мёда и продуктов пчеловодства, – пояснил Пасечник с улыбкой, – никаких химических добавок, всё натуральное: перга, прополис, маточное молочко». Маринка смотрела на обаятельного директора клиники и тоже улыбалась в ответ щербатым ртом. Ей было четырнадцать, но молочные зубы продолжали выпадать, а постоянные не торопились им на смену. Глина, насупившись, прижималась к матери, она не понимала, зачем мать привезла её сюда. Пусть Глина и не слишком усердно училась в школе, особенно в шестом классе, но это же не повод поселить здорового ребенка в какой-то клинике, пусть и знаменитой.
Мимо прогулочного паровозика прошел отряд подростков, одетые в светлые костюмы мальчики и девочки возраста Глины, как по команде помахали руками Пасечнику и гостям.
«Идут на гимнастику, начался физкультурный час для учеников лицея», – пояснил Пасечник. Тишина и покой были словно разлиты в воздухе, и на лицах детей Таиса не увидела недовольства. После осмотра территории клиники Таису провели мимо стендов с наглядной агитацией в учебном корпусе, затем она недолго побеседовала со старшей воспитательницей и врачом.
«Я бы так никогда не сделала! –обиженно твердила себе Глина, – никогда бы не оставила детей в незнакомом месте». Плача под острыми горячими струями душа замызганного приюта на Комсомольской, Глина вспоминала свой неправдоподобно длинный день. Всласть поплакав в душевой, исписанной черным маркером, Глина вытерлась жестким вафельным полотенцем, остро пахнущим стиральным порошком. «Максимова – сука», – прочла она на стене и горько усмехнулась. Неизвестный вандал был прав, Глина с удовольствием бы добавила: «Валентин Прокофьевич – сука, а Пасечник – козёл», но маркера у нее с собой не было. Дрожа, Глина влезла в куцый байковый халат с чужого плеча, а трусы с этикеткой повертела в руках, но не надела, брезгливо отдав воспитательнице в коридоре. Глину отвели в палату, показали ей на кровать возле двери и кнопку тревожного вызова. Две девчонки-цыганки играли в карты, сидя прямо в обуви на одной кровати.
– Ну, чо? – спросила одна из них, повыше ростом и более развязанная с виду.
Глина посмотрела в ее сторону и ничего не ответила.
– Ты откуда? – спросила вторая, откладывая карты.
– Из Воронежа, – ответила нехотя Глина.
–Тебя забраковали в «Божьей пчеле?» В приют всех суют, кого из «Пчелы» выперли, – сказала первая девчонка.
– Меня тут будут наблюдать доктора! – с вызовом ответила Глина.
– Ды ладно! – глумливо засмеялась вторая девчонка, – нас уже месяц наблюдают. СПИД у нас нашли, вот из «Пчелы» и выперли, – радостно сообщила вторая девчонка, продолжая сидеть на кровати.
– А что это такое СПИД? – спросила Глина, хотя ей хотелось спросить, что такое венец и есть ли он у цыганок. Койка у Глины была хлипкая, скрипучая, а постель – застиранная, потерявшая первоначальную расцветку.
– Дура, что ли? – засмеялась та, что постарше.
– Она просто маленькая! – неожиданно вступилась за Глину вторая, постарше, – СПИД это такая болезнь, ничего не болит, а потом раз – и умираешь. И у меня, и у сестры.
– У меня тоже есть сестра, но ее оставили в «Пчеле», – вырвалось у Глины, – а меня привезли сюда. Родители даже не знают, где я.
–Ды прям там, не знают. Они же вас и продали с сестрой, – убежденно сказала вторая девчонка.
– Разве такое бывает? – попробовала улыбнуться Глина
–Если ты не с улицы, то только так и бывает, – хмыкнула старшая.
– Как в «Пчелу» попадают – это более или менее понятно, – шмыгнула носом вторая девчонка, – а вот зачем попадают сюда…
Глина не ответила и неожиданно для себя снова расплакалась. Девчонки рассматривали ее с интересом. Цыганча… Так отец называл женщин неопределенного возраста в юбках, расшитых стеклярусом, в парчовых кофтах, с неизменными платками на смоляных косах, с грязными ребятишками, державшимися за пыльные подолы. Они бродили по рынку и навязчиво приставали ко всем. Глина боялась их и всегда проходила мимо, ускоряя шаг, не обращая внимания на их смех и гортанный говор. Однажды старуха с седыми космами закричала ей вслед: «На тебе порча! И на матери твоей! На всем вашем женском роду. Иди сюда, сниму порчу, недорого беру».
Теперь Глине предстояло с этой цыганчой провести ночь, а, возможно, и не одну. И она такая же, как цыганча, неперспективная. Постепенно слёзы иссякли. Глина лежала носом к стене и ковыряла пальцем побелку. Девчонки играли в дурачка, утратив к новенькой интерес. Прозвучал звонок – всех позвали на ужин. Цыганки резво вскочили, сунули ноги в шлепки и весело понеслись по коридору. Глина поплелась за ними следом. Раздавали тарелки с картофельным пюре и сосиской, горку картофеля украшала половинка сморщенного огурца. Каждому в граненый стакан налили кисель бледно–розового цвета. Глина с аппетитом съела всё: она с самого утра была голодной, в клинике не удосужились ее покормить.
Глина оглядела столовую. Разновозрастные мальчишки и девчонки уплетали ужин за обе щеки. Некоторые возились, со смехом пихая друг друга локтями. Только один дылда угрюмо сидел над остывающей едой. На хулиганистых детей прикрикивали две толстые поварихи. Двое мальчишек сверкали гладко выбритыми макушками, головы остальных уже успели обрасти жестким ежиком. Среди девчонок тоже встречались с обритыми макушками. У одной, самой высокой, была татуировка на щеке в виде двух слезинок. «Обычные, – заключила про себя Глина, –совсем как придурки с Песчановки».