Неправильная пчела
Шрифт:
Та только шмыгала носом, комкая мокрый и грязный платочек. Борис Сергеевич постучал карандашом по столу.
– Эх, Таисия Андреевна, не нравится мне ваша семья, ох как не нравится.
Таисия вскинула на следователя мокрые глаза.
– При чем же тут моя семья? Разве только у нас дети из дома уходят? Вон что делается по стране…
– И что же по стране делается? – усмехнулся следователь. Он закрыл папку, и не получив ответа от Переверзевой, сказал, – едем к вам домой, посмотрим, что пропало из вещей. Если дочь ушла, то она к этому явно готовилась.
– Дочка дома давно не была, – жалобно сказала Таисия, – я вещи ее к бабушке перевезла.
Следователь и стажер переглянулись.
– А у Гали есть сотовый телефон? – спросил стажер Валера.
– Откуда? Дорого же.
– Это очень плохо, искать ребенка с телефоном легче.
На улице было сыро, промерзшие от весеннего дождя ветки деревьев роняли тяжелые капли на шапки и воротники прохожих. Загруженная стоянка перед отделом полиции была обильно покрыта грязью с соседних улиц, на которых не было асфальта. Разбитый тротуар плескался на прохожих водой из луж. Ботинки Таисии промокли, и она подумала, как там ее девочка, в старых сапожках, заношенных за два сезона мокрой зимы. Над головой нависало низкое мартовское небо с облаками, похожими на комки старой ваты, насквозь пропитанные водой.
– С бабушкой Галя дружно жила?
– Да, наверное. Глина не жаловалась.
– Глина? – удивился Борис Сергеевич.
– Ой, – спохватилась Переверзева, – это ее домашнее прозвище. Старшая дочь у нас почти не разговаривала, а вот имя сестры научилась выговаривать. Нам показалось, это мило. Так и стали дочку Глиной звать.
– Знаете, не очень это мило, – ответил Борис Сергеевич задумчиво. Он прошелся по комнате, заглянул под кровать Глины, перевернул матрас и подушку на ней. Проверил вещи в шкафу.
– Может, деньги пропали?
Таисия наморщила лоб и покачала головой.
– Моя дочь – не вор, – неуверенно сказала она, вспоминая характеристику Пасечника.
– Не об том речь, дорогая мамочка, – с раздражением в голосе ответил следователь, – ей надо на что-то жить, еду покупать, билеты.
– Билеты? Она могла уехать? – округлила глаза мать.
– Мы были у бабушки, и та сказала, что Глины не было дома два дня. Из вещей пропал только рюкзак. Все зависит от того, что произошло перед ее уходом, и как долго она к этому уходу готовилась.
– Из наших с мужем денег ничего не пропало, – мать заглянула в шкатулку на полке, – у Глины были карманные деньги, вот здесь лежали десять тысяч, она копила на скоростной велосипед. Теперь их нет. Ясно…
– Муж ваш где? – спросил Валера, когда осмотр комнаты закончился.
– Он на работу устроился, в газетный киоск. Временно, придет поздно вечером.
Следователь и стажер спросили адрес киоска и ушли, оставив Таисию в одиночестве. Ее жизнь только начала налаживаться, а тут снова проблема. Неужели эта черная полоса никогда не кончится? Таиса посмотрела в зеркало: на лице появились первые морщинки, а уголки губ опущены скобкой, корни волос совсем седые. Таиса вытащила пудреницу, в которой была золотистая пыльца и, ухватив ее щепоткой, посыпала на волосы и втерла немного в лицо. Совсем другое дело! Дочка найдется, Таиса чувствовала, что у нее всё в порядке, скоро позвонят и скажут, где ее Глина.
***
Глину нашли быстро, и в этом она была виновата сама. Зачем она побежала прочь от полицейского на московском автовокзале? Надо было пристроиться к какой-нибудь попутчице, завести с ней разговор, и пройти мимо опасного полицейского, не вызывая подозрений: она идет со взрослой, а не одна. Но все, что репетировала Глина, мгновенно забылось, стоило ей только увидеть полицейскую форму. Полицейский погнался за Глиной, и довольно быстро ее настиг, учитывая, что она не знала географии московских переулков. Глина заплакала и не смогла дать внятных объяснений, что она делает в одиночку в чужом городе. В местном отделении полиции связались с Левобережным отделом полиции Воронежа, откуда радостно сообщили, что следователь Купцов передает Глине пламенный привет от себя и родителей.
Глина качалась на обшарпанной лавке, обхватив себя руками за плечи, словно ее обнимала и убаюкивала умершая Маринка, и подвывала: «Дура, овца тупая». Старший лейтенант недоуменно косился на нее. Явно, девочка не из бродяжек, семья нормальная, чего с жиру-то бесится?
У Глины были полные карманы темных шариков, предназначавшихся для «Божьей пчелы», но четкого плана, как покончить разом с Пасечником, Софьей, Валентином Прокофьевичем и всей дрянной сектой у нее не было. Она хотела подкараулить каждого поодиночке и расправиться с каждым в отдельности. Бусин хватило бы на всех. Как действовать конкретно, Глина не решила, и теперь безутешно плакала от обиды на свою беспечность. Мать обещала приехать за Глиной первым же поездом, потому в детприемник Глину отвозить смысла не имелось. Ее оставили в кабинете подразделения по делам несовершеннолетних на ночь, предварительно обыскав. Шариков, разумеется, не обнаружили.
Глина устроилась в двух сдвинутых креслах, и, уставшая от слёз, уснула быстро. Ближе к утру она проснулась от неясного шума, который не позволил ей больше сомкнуть глаз. Потом Глина поняла, что это был шум вещей, которыми был набит кабинет: в пакетах с бирками, в свертках на полках, в сейфах, в коробках по углам… Все они хотели что-то рассказать Глине, перебивали друг друга и срывались на крик. Глина зажала руками уши, но в голове звуки чужих голосов только усилились. Не известно, чем бы закончилась эта история, если бы хмурая сотрудница ПДНа не открыла дверь и не вывела Глину в служебный туалет.
К обеду за Глиной приехала мать. Плача и обнимая дочь, она пыталась выяснить, что же побудило ее маленькую дурочку вот так уйти из дома, ничего не сказав: «Глина, Глина, как же ты всех напугала!»
***
Глина снова ехала с матерью в сидячем вагоне «Москва-Воронеж», и снова возвращение домой не сулило радости. Глина плюхнулась на сиденье и натянула ворот мастерки до самых бровей. Мать теребила Глину, что-то у нее спрашивала, но та отмалчивалась, а потом принялась причитать: «Дура я, дура тупорылая». Таисия, глядя на плачущую дочь, в растерянности гладила ее по спине, не зная, что предпринять. Окружающие Переверзевых пассажиры смотрели на странную семейку с интересом. Одна сердобольная девушка извлекла из сумочки шоколадку и попыталась вручить ее Глине. Сосед слева раздраженно предложил матери не сидеть сиднем, а что-то предпринять и угомонить подростка. Подошла проводница и спросила, не нужна ли помощь. Таисия отнекивалась, робко объясняя, что у них все в порядке.
Потом пассажирам наскучило рассматривать эту странную парочку, и каждый занялся своим делом. Глина же почувствовала сильную усталость, словно вместе со слезами у нее закончились все силы. Она уставилась в окно покрасневшими глазами на мелькавшие черные лесопосадки с остатками снега, заброшенные дачные поселки, деревеньки. Веки чесались и горели, голова болела. Постепенно вагон укачал Глину, и она уснула до самой конечной остановки.
Уже на вокзале, когда ее с матерью встречал милицейский стажер Валера, который на том, чтобы сначала заехать в отдел полиции для дачи объяснений. Глина не была дома три дня, но ей казалось, что все в городе изменилось. Он стал чужим, совсем неласковым, знакомые дома словно изменили свои очертания, улицы пересекались под острыми углами, а траектория движения автомобиле стажера казалась ломаной, а не прямолинейной. Глину тошнило, и она пыталась проглотить подкатывавший к горлу комок, но на очередном светофоре не выдержала.