Неправильная ведьмочка, или Некромант на задании
Шрифт:
— Мы ошиблись — обречённо выдохнула я, осознав, что наши люди могут ждать его на местах преступления до второго пришествия.
— Мне нужно срочно сообщить ребятам об этом. — спохватился Никита.
— Тут нет связи, гроза оборвала линии, помнишь?
Он остановился на полпути к выходу и развернулся к Марфе, его глаза горели неприкрытым гневом.
— Сколько уже убито? — резко спросил Никита.
— Времени совсем мало, ритуал практически завершён.
— Как нам остановить его? Как… — Никита не договорил устало, садясь на стул.
— Ведьма открывает врата, некромант соединяет миры, остановите открытие, и вы сможете его задержать на
— Но как? Если он найдёт ведьму, то это уже не остановить — я чувствовала бессилие, даже если мы сможем схватить его на местах преступления, дух Гриши просто покинет тело и переместится в другое. Механизм запущен, мы просто не сможем гоняться за неуловимым духом. Он даже не призрак, чтобы его призвать и заковать в цепи, духи, они существуют совсем в другой реальности, в мире, где нет места живым.
— То, что стало его путём в наш мир, может стать и его погибелью, мне не хватило сил, я всего лишь ведьма, я могла закрыть лишь врата нашего мира, но не смогла запечатать подреальность для него.
— Потому что ты не некромант — прошептала я, начав понимать всю суть действий Марфы. — Тебе же плевать на наследие, я чувствовала это сегодня в тебе, и всё никак не могла понять, зачем ты выбрала меня, зачем передаёшь мне свою силу и знания. Лунный кристалл, его осколки мы нашли в Хранителях, лишний элемент, твой кристалл, единственный артефакт, который может создать ведьма и он подчиняется лишь ей, лишь её силе. Но если влить в него некромантическую силу, ту, что уже породнилась с ведьмовской, силу одного носителя, то можно запечатать проходы с обеих сторон и захватить его в межпространстве. Ты задумала это с самого начала?
— Я видела тебя, когда ты впервые прикоснулась к Хранителю, видела через осколок кристалла, и знала, что рано или поздно ты придёшь ко мне.
— Этому не бывать — отрезал Никита, также поняв замысел. — Я тебе не позволю рисковать собой.
— Я… я… — откровенно я не знала, что ответить.
Я понимала, что после этих двух дней у меня появился реальный шанс остановить его, собрать все осколки артефакта и перенастроить его, я могла, но это было опасно. Марфа, будучи сильнее меня, не смогла остановить его и после битвы получила проклятие, которое лишило её возможности нормально существовать. Она прожила достаточно долго, лишь потому что ушла от мира и постоянно находилась в доме, питаясь силой земли.
— Решение уже есть, выбор уже известен, я видела его в твоей душе, тебе лишь осталось принять его.
Она была права, я знала, что не смогу остаться в стороне после всего, просто не смогу.
— Мы поговорим об этом, как вернёмся в город — отрезал Никита, не желая и дальше играть в эту игру.
— Твоё право, но запомни некромант, она ведьма, она свободна и что бы вас не связывало, какой бы прочной не была связь, она никогда не будет принадлежать тебе до конца. А ваша связь крепнет с каждым новым днём и уже стала столь прочной, что мало что сможет его убить.
— О чём это ты? — не поняла я.
— Эта история подошла к концу, ищите того, кто был достаточно слаб, чтобы принять потусторонний дух, того, чья душа погрязла в пороке и жаждет мести, того, кто с самого начала был зачат в пороке, дитя смерти, того, чья жизнь неразлучно связана с предзнаменованием. Отголоски прошлых ошибок до сих пор отзываются во вселенной.
— Светлана Солдатова — прошептала я, но Марфа нас уже не слушала, она легла на диван и отвернулась к нам спиной.
Переглянувшись с Никитой, мы молча ушли в свою комнату.
— Всё сходится — затараторила я, как только дверь закрылась. — Помнишь, мы предположили, что она плод связи брата и сестры.
— Вася, она мертва — устало вздохнул Никита, садясь на кровать.
— Нет, я не про неё, я про её брата, как там его зовут?
— Никола.
— Да о нём, мы предполагали, что он мог быть сыном Светланы, дочери. Это сходится со всем.
— Не притягивай факты под версии, а строй версии из фактов — повторил он мой же слова, когда-то сказанные ему же.
— Месть, Марфа говорила про месть, что, если он мстил Кротову, Захару, Шальцову за смерть сестры или матери. Венго — это месть с эсперанто.
— Ты знаешь эсперанто?
— Было дело ещё в универе, но сейчас не об этом. Сейчас ему должно быть около восемнадцати, самый уязвимый возраст. Он и пропал несколько лет назад, они с отцом покинули деревню, и о них нет данных. Мы ничего о нём не знаем.
— Не знаю, Вася, твоя версия звучит правдоподобно, но у нас нет никаких улик, доказывающих это. По описанию Данисова, ему больше двадцати. Да и художники портретисты тоже предполагают, что ему за двадцать, судя по фотороботу.
— Внешность может быть обманчивой — упёрлась я.
— Я не говорю, что ты не права, я лишь пытаюсь донести, что у нас нет улик, нет связи, чтобы связаться с ребятами и проверить все данные и сопоставить факты. Я временно приостановил работу по делу Солдатовых, у нас просто нет дополнительной информации — Никита устало вздохнул, завалившись на кровать прямо в одежде.
— Прости меня — прошептала я, присаживаясь рядом с ним и беря его за руку.
— Ты не в чём не виновата, наоборот ты раскрыла узор, догадалась о том, чего мы в упор не видели.
— Но я дала вам надежду.
— Ты дала нам лишь то, что мы сами хотели получить. Сейчас уже ничего не исправить, через день мы вернёмся и узнаем, что и как, а сейчас ложись спать.
— 24-
Следующий день мы посвятили исключительно передаче силе. На этот раз Марфа раскрылась полностью, не скрывая больше ничего. У меня были двойственные чувства, меня разрывало между решимостью идти дальше и брезгливостью к тому, к чему она меня готовила. Её болезненное удовольствие от предвкушения смерти Гриши меня откровенно пугало, я лишь сейчас осознала, сколько в ней было ненависти и затаённой злобы. Она ненавидела свою мать, ненавидела весь род Гришаевых, ненавидела свою связь с этим убийцей и ненавидела саму себя за слабость. Она смотрела на меня требовательно, видя во мне лишь орудие своей собственной мести, своей ненависти. Я же пребывала в полном смятении, я осознавала, что Гришаева и загадочного убийцу нужно остановить, на кону стояло слишком многое, но в тоже время во мне не было ненависти к нему. Работая в полиции, я давно разучилась что-либо чувствовать к преступникам, они были такими, какими были, я же стояла на страже порядка и закона, это просто было моей работой. Максимум, что я испытывала к преступникам, это брезгливость и сочувствие. Но в этом деле сложно было сохранять равнодушие, я осознавала, что уже давным-давно испытываю желание остановить его любой ценой, и эта решимость меня пугала. Пока я не знала, что буду делать, не знала, как поступлю и выйду ли я на прямую конфронтацию с ним, я просто принимала силу и впитывала знания, решив, что буду разбираться по мере возникновения проблем.