Неправильный боец РККА Забабашкин 3
Шрифт:
И тут дело было том, что, опасаясь снайпера, они все залегли на довольно внушительном расстоянии друг от друга. Когда умирал их камрад, то делал он это почти беззвучно, то есть не подавал лежащим рядом никаких знаков. Просто умирал, а его лежащие неподалёку сослуживцы об этом даже не знали.
Однако долго это продолжаться не могло, и вскоре те, кто остался в живых, сориентировались, поняли вектор обстрела и поменяли свои укрытия.
Из-за этого манёвра они вновь скрылись у меня из виду, и достать их я с этого дерева уже не мог.
Понимая, что делать тут больше нечего,
При приближении вновь подал условный сигнал. И далее всё повторилось, как и пятью минутами раньше. С той лишь разницей, что на этот раз я уничтожил всего восемь диверсантов.
После того, как ликвидировал последнего, минут десять наблюдал, надеясь увидеть хоть кого-нибудь. Но, не увидев никакого движения, решил спускаться. Перед спуском глянул на поляну ещё раз, а затем осмотрел подступы к лагерю, что были слева. И с удивлением обнаружил спящего в «берлоге» гада. Этот самый гад, скорее всего, находился в секрете и, вероятно, решив забить на несение службы, просто спал. Решив его не будить, выстрелил ему в голову. Затем ещё раз осмотрел местность и, никого больше не увидев, слез.
— Ну что, товарищи, вторая часть операции прошла успешно, — сказал я и доложил о результатах. А когда восторги утихли, предложил перейти к третьей части: — И поэтому, товарищи, давайте освободим телегу от ненужных мёртвых диверсантов, потому, что она нам вместе с Манькой понадобится.
А дело всё в том, что сейчас я собирался начать наступление на почти уничтоженный стан врага. Я не был уверен в том, что в лагере все без исключения противники уничтожены, а потому нам необходимо было произвести зачистку, тем самым доведя дело до конца.
Разумеется, предстоящее мероприятие было опасно. И для того, чтобы возможные выжившие не сразу начали по нам стрелять, было решено приблизиться к лагерю на телеге.
— Мы прекрасно знаем, что до нашей атаки диверсанты ждали, что им привезут еду. Так не будем их обманывать и доставим им то, что они хотели. Пусть считают, что мы обычные повара и извозчик, которые ни сном, ни духом, что тут у них происходит. Ну, а когда выжившие отморозки выползут на свет и подойдут ближе, начнём действовать по обстановке. Уверен, их там если и осталось в живых, то совсем немного. Так что отработаю их по-быстрому, и закончим с этим, — пояснил я детали плана.
Через десять минут мы въезжали на поляну, засеянную мёртвыми диверсантами. То тут, то там валялись уничтоженные противники. Картина была апокалиптическая и, хотя я её уже видел, вблизи она даже на меня произвела впечатление.
Что уж говорить про подпольщика, который вообще впал в прострацию и, несмотря на то, что был партийный, не переставая, крестился. Воронцов никакого замечания ему не делал, потому что, вероятно, был сам в шоке от открывшегося зрелища. Ну и вообще человек он неглупый и без всяких там идеологических перегибов в мозгу.
Наше появление никакого ажиотажа не вызвало.
— Может быть, ты всех уничтожил? — негромко прошептал Воронцов.
— Не знаю, —
И в ответ по нам прозвучал выстрел. Пуля по чистой случайности прошла мимо.
Мы спрыгнули с телеги, и я вновь крикнул:
— Кто стреляет? Совсем умом тронулись? Мы свои!
— Какие вы свои, сволочи краснопузые?! — прокричали в ответ из ближайшей палатки, и оттуда вновь раздался выстрел: — Получайте!
Этот выстрел тоже ни по кому не попал, потому что мы уже к этому времени залегли, прячась за телегой. А я, обнаружив часть силуэта, торчащего из-за брезента, выстрелил в него, заметив, что пуля попала в сердце.
Противник упал, а вслед туда полетела и упала кинутая мной граната. Глухо бухнул взрыв.
Заходить внутрь я не стал, а забрав у Воронцова ещё одну гранату, закинул её в соседнюю палатку. По ушам ударило взрывной волной, потом раздался крик, и оттуда выползли два оглушённых диверсанта, по которым члены моей группы незамедлительно открыли огонь. Один погиб сразу, а вот второй, получив множество ранений, вроде был жив.
Предложил оставить пока его в живых для будущего допроса.
Ещё три палатки мы закидали немецкими гранатами, что были ранее изъяты у уничтоженного ганса. Гранаты закончились, а их воздействию не подверглась всего одна палатка, на которой был нарисован небольшой красный крест.
— Там раненые? — предположил Твердев.
Я с ним категорически не согласился и, помотав в отрицании головой, сказал:
— Уже нет, товарищ бывший подпольщик. Теперь там только убитые.
Посмотрел по сторонам и, заметив полуживого диверсанта, поднял его, помог дойти до палатки и, прислонив его тело к входу, толкнул вперед, сам, присев, проследовал за ним.
«Бах!» — тут же прозвучал выстрел.
Я же, закрываясь падающим телом, сразу же нашёл стреляющую по мне цель. Диверсант уже разрядил свою винтовку в своего же камрада, приняв того за противника, в меня ему уже стрелять было нечем, он должен был перезарядиться, но я ему второго выстрела сделать не дал, а влепил пулю в грудь. И, пока тот оседал, я выстрелил ещё в одного из двух врагов, который сидел рядом с лежащим на земле раненым.
Однако, уже нажимая на спусковой крючок, в последний момент я увидел, в кого сейчас полетит пуля, и, приложив все силы, резко повёл стволом вбок.
Прозвучал выстрел, который попал в стенку палатки и никого не зацепил. А синхронно вместе с ним раздался и душераздирающий крик:
— Забабашкин! Лёха, не стреляй, это мы!
Глава 6
Я принял решение
Диверсант, которого я подстрелил, оказался ещё жив. Лёжа на земле, он откинул подальше свою винтовку и, протянув руки вверх над собой, стал что-то хрипеть, показывая на пленных.
— Гнида, — зло проскрежетал Садовский и с лежака, рядом с котором он находился, дотянулся до винтовки. После чего, схватив её, не обращая внимания на мой крик: «Не стреляй! Он пригодится!» выстрелил в лежащего врага несколько раз.