Неправильный рыцарь
Шрифт:
— Точность и подробность — потрясающие! — ехидно заметила главная фрейлина. — Ты просто кладезь информации!
— За что купила, за то и продаю, — надулась девушка.
— Наверное, денег пожалела, вот и достался тебе «от мышки хвостик»! — засмеялась ее соседка.
— Зато твои предки были слишком щедрыми, вот ты и осталась без приданого! — парировала «всезнайка».
— Ах, ты-ии!
— Молчать!!! — рявкнула главная фрелина, предчувствуя назревающую свару. — Вот пожалуюсь Марте, что вы — все, по очереди! — строили глазки господину графу!
— Ффу-уу!
— Неужто она поверит?!
— Пожалейте, помилуйте, не губите!
— Лучше уж черту из преисподней!
— Фу! Фу!! Ф-фуу!!!
Главная фрейлина с удовлетворением оглядела своих испуганных, нахохлившихся подопечных. «Значит, и впрямь строили. Не все, но почти все. Ишь, зашебуршились! Дуры набитые. Нашли, с кем тягаться.»
Одна лишь Клотильда сидела спокойно, улыбалась безмятежно. Словно прозвучавшие угрозы касались вон той блестящей навозной мухи. Или ползущего по своим (несомненно, очень важным) делам большого пятнистого жука. Или еще кого — да, кого угодно! Только вот не ее. А ни в коем случае!
«Я в Вас не ошиблась, госпожа баронесса», просияла главная фрейлина, а вслух произнесла:
— Всяк судит по себе. И госпожа графиня, несмотря на свою красоту, ум и величие, — последние три слова она произнесла нарочито громким голосом, — увы, не исключенье. Меня-то ведь пожурят, поругают — и на том все. Ну, не выплатят жалованье — ну, в первый раз, что ли? А вот ва-а-ам…
Она хищно оскалилась, глядя на дам, разом осунувшихся, побледневших и даже будто посеревших. Толстушка Мелисса едва не подавилась очередным (клубничным, со взбитыми сливками) пирожным. Изотта же так яростно трясла головой, отрицая даже самую возможность наказания, что пудра сыпалась с ее лица в разные стороны.
«Столько трудов ради этих высокородных клуш, ничегошеньки толком и не умеющих, и не желающих уметь, — подумала предводительница. — Черт бы их всех забрал, кроме одной! И поскорей, поскорей бы! Ну, погодите! Я вам всем еще покажу! Отольются мышкам кошкины слезы!»
— Так где, говорите, сейчас внучки Его Высочества? — повторила она свой вопрос.
— А-ахх! — выдохнули фрейлины. — Оо-ох!
— Говорят, ворота города до сих пор закрыты для них, — свистящим полушепотом, и зачем-то озираясь по сторонам, произнесла русоволосая.
— Вот, значит, как… — протянула главная фрейлина.
«Родство с драконами, оказывается, до добра не доводит. Особенно в наше время, — подумала она. — А ведь старшая могла бы претендовать и на королевскую корону. С такой-то родословной. Легко! Ой, что это я! Вот дурища! Зачем ей корона королевская, когда существует дальнибергская?! Правда, герцог жив, относительно здоров и претендовать на его корону могла бы разве что самоубийца. В подобных случаях на родство ведь не смотрят. Даже на самое близкое.»
— Ну, почему же, — ленивый голос черного гостя застал ее врасплох. — Не только могла бы, но и будет, — словно читая ее мысли, небрежно проронил он. И, глядя на ошеломленное женское лицо, усмехнулся: — На оглашении завещания всегда кто-нибудь претендует на что-нибудь. Случаются и законные наследники. Хотя, Вы правы, мадам, —
— Что-оо? Герцог умер? Когда-а?! От чего-о?!
— Да нет. Пока что нет, — успокоил ее черный красавец. — Болеет, все болеет, знаете ли.
— И что, давно болеет? — нахмурилась главная фрейлина.
— Да уж месяца три, наверное, — сквозь зубыпроцедил черноволосый. — Если не больше. Старый человек, сами понимаете.
— Поживите попробуйте столько-то лет! — подхватил юнец. — На девятой сот…
Он не успел докончить фразу — наткнулся на взгляд своего спутника, как солдат на вражескую пику.
— …поживите, говорю, девятый десяток — сами почувствуете! Надоест вам! Ох, же и надоест! Да и сил почти не останется.
— Ага, — рассеянно согласилась главная фрейлина. — А сколько, говорите, лет Его Высочеству? — небрежно, как бы между прочим, спросила она. — Вроде бы не девочка, не дитя-несмышленыш, а вот его коронацию что-то…м-мм… что-то запамятовала.
— Скоро девяносто, госпожа, — разулыбался юнец и, привстав в стременах, поклонился ей низко и почтительно. Чересчур почтительно. Уж так уж почтительно, что едва не вылетел из седла.
— Что ж вы его прежде времени-то хороните! — всплеснула пухлыми ручками одна из дам. Она до того разволновалась, что отложила в сторону надкушенное пирожное (с апельсиновыми цукатами). — Он ведь еще не умер!
— Не умер, — согласился инфернальный красавец. — Но ведь собирается.
— Не сегодня-завтра — обязательно умрет! Всенепременно! Абсолютно точно! — с улыбкой заверил светлый. — Сами понимаете, не нужны нам попутчики. Попутчицы ж и вовсе ни к чему! Да и не отпустит вас никто.
— И хорошо, и, слава богу! Нам и вдвоем сладко, — усмехнулся его спутник и поправил сьехавший под тяжестью драгоценностей ворот плаща. — А теперь — пора!
Привстав в стременах, черноволосый красавец минуту-другую пристально изучал забранные ажурной решеткой окна второго яруса. Увиденное ему не явно понравилось. Он усмехнулся, покачал головой, а потом… Ох, потом и вовсе произошло черт знает что!
Оба всадника стали — медленно, ме-едлен-но, ме-е-едле-ен-но-о… таять на глазах. Как сон, как утренний туман. Или же невероятные, заведомо несбыточные, мечты. Впору было решить, что оба красавца, нежданно-негаданно, явились сюда из какой-то иной, потусторонней реальности. Или заехали по ошибке. Сбились в пути. Что ж, бывает!
Наиболее слабонервные могли даже убедить себя в том, что все вышеописанное им просто-напросто причудилось. Пригрезилось. Примерещилось. Однако небольшая груда «конских яблочек», благоуханных и тепленьких, опровергала подобные мысли.
— Куда? Куд-куда они под-девались?! — всполошились дамы и, побросав рукоделье, забегали по двору, заглядывая во все мыслимые и немыслимые места.
Лишь главная фрейлина, как ни в чем ни бывало, продолжала вышивать, а юная Клотильда что-то негромко насвистывать. Что-то очень насмешливое, если не сказать — обидное. Но увлеченные поисками, ошарашенные, сбитые с толку, окончательно замороченные, ее подруги, казалось, не слышалиа ничего!