Непреодолимые обстоятельства
Шрифт:
Лелька хотела тишины, и как назло тишины не было. Она потеряла счёт времени, то засыпала, то просыпалась.
Когда она очнулась в очередной раз, дома было тихо. Кто-то едва слышно переговаривался в соседней комнате. Лелька выдохнула. Кажется, её оставили в покое.
Захотелось подышать, глотнуть свежего осеннего воздуха, но спускаться вниз не было сил. Там опять заседает женсовет во главе с Надеждой Петровной. Лелька сунула ноги в сланцы, в которых мама выносила мусор, набросила на себя старую куртку и бесшумно вышла на лестничную клетку.
Ослабленными ногами дошла до лифта и нажала кнопку "вверх". Лифт приехал на удивление
"Не могу. Теперь уже не могу. Никак." — Слова Рустема возникли в её ушах произвольно, сжигая душу.
Больно! Как больно!
Она сама разрушила свою жизнь. Свою бестолковую, наивную жизнь. Она залипла в нём, заболела им, хотя знала, догадывалась, что им не суждено счастье. Слишком разные они. Словно из разных миров. Ведь, она всегда это чувствовала. Просто верила в иное.
Лельке не хватало воздуха. То ли на лестнице было затхло, то ли от слез, которые душили. Надо на воздух — подышать. Один пролет и за ним технический этаж, а там выход на крышу. Можно вдохнуть кислорода, а иначе она грохнется прям здесь в обморок от недостатка свежего воздуха.
Дверь на крышу оказалась открытой, и Лелька вышла на плоскую, устланную столетним рубероидом кровлю. Она никогда раньше не бывала на крыше многоэтажного дома. Оказалось, что это — довольно большое пространство по периметру опоясанное бортиком из кирпича высотой сантиметров в 40–50.
Ветер здесь был сильнее, нежели внизу, и Лелька поежилась, курточка продувалась насквозь.
Она всегда боялась высоты. А за два месяца жизни в квартире Рустема на 33 этаже привыкла. И уже спокойно любовалась городскими пейзажами на фоне заката из его высотки.
Вот и сейчас Лелька замерла, рассматривая вид. Перед ней раскинулся город — уставший, шумный, её город. Солнце садилось на горизонте, где-то за парком и прудами, бросая лучи на дома, плавя стекла окон. Лельку вдруг охватило чувство невесомости. Закружилась голова. Качнуло, то ли от слабости в ногах, то ли от захватывающего дух вида. В этом чувстве была какая-то легкость, парение. Прямо как в детских снах, когда разбегаешься и одним толчком отрываешься от земли, взлетая. В реальной жизни люди так не могут. Они могут только упасть — с высоты или с небес на землю, когда их мечты рушатся.
Ветерок трепал выбившуюся прядь волос, и Лелька машинально убрала ее за ухо и сделала шаг к бортику. Двор сверху смотрелся не так буднично. Прямоугольник спортивной площадки, на которой в конце весны она качала пресс. Лавочка у входа, где любили сидеть пенсионерки, и кусты чубушника и сирени за ней, по весне пахнущие до одурения. Асфальтовая змея проезжей части и далее злосчастная парковка ресторана. Именно там началась эта история.
А ведь, если сделать всего несколько шагов вперед — все закончится. Эта боль, которая не уходит. Это чувство вины, которое не отступает. Наверное, кто-то погорюет. Но в глобальном смысле ничего не изменится. Так же будут светить солнце и плыть облака, деревья в сентябре оденутся в багрянец, а на детской площадке станут играть дети. И он, тот, кого Лелька любила
— Лель! — Услышала она вдруг знакомый голос и поняла, что стоит у самого края. Стоит и плачет навзрыд, оплакивая свою несчастную жизнь. И только один шаг отделяет ее от вечности. Реальность вернулась, и Лелька узнала того, кто ее позвал. Это был Виталик. Он уже стоял рядом, прямо за ее спиной.
— Лель, если ты прыгнешь, я тоже прыгну, поняла? — Голос его был тверд и решительный. — Мне тут делать нечего, если тебя не будет.
Лелька сглотнула, переваривая мысль. А ведь, он прыгнет. Так же как она любила Рустема, ее любил тихий, невзрачный сосед Виталя — друг ее детства. Ей стало страшно. Стать причиной гибели еще кого-то — ну, уж нет! Видать, такова ее доля — жить и помнить о своей несчастной любви и загубленной маленькой жизни.
— Да я просто, Виталь. Я дышу тут. Дома душно и все орут. — Сказала она, уставившись в пустоту перед собой.
Виталик взял ее за руку — неожиданно крепко, сильно. Так сильно, что, если бы она вдруг рванулась вперед и повисла над пропастью, он бы ее удержал и поднял обратно.
Часть 2. Ольга
«В жизни каждого наступает момент, когда нужно понять, что старого больше нет. Оно было там, в прошлом, а сейчас развалилось окончательно и безвозвратно. Так мы учимся отпускать время».
Эльчин Сафарли
Глава 1. Хижина под облаками
Солнечный луч скользнул по раме мансардного окна, пробежался по дощатому полу, взобрался на широкую двуспальную кровать. Преодолел лужайку из смятых простыней и возвышенность из пухового одеяла и добрался, наконец, до цели. Взгромоздился на маленький, аккуратный носик, пощекотал его, мазнул по сомкнутым векам. Девушка на простынях завозилась, зажмурилась и открыла глаза. Каждое утро, если была солнечная погода, луч приходил к Ольге в гости и будил её. Вот уже почти десять лет. Это был своего рода ритуал, устоявшаяся с годами привычка. И если вдруг в горах было пасмурно, а такое здесь случалось, Ольга скучала по своему другу-солнечному зайчику. Макс смеялся с их "дружбы" и, если луч по объяснимым причинам не приходил в маленькую спальню на мансардном этаже домика, муж целовал ее в нос сам.
Сегодня луч навестил Ольгу, зато Макса рядом не оказалось. Она открыла глаза и увидела пустую половину постели. Надо же, снова он встал бесшумно и Ольге даже стыдно стало. Мужа положено провожать на работу. Он же уходил так тихо, что она никогда не просыпалась.
Через минуту после солнечного зайчика, когда она уже не спала и лежала, вслушиваясь в звуки за окном и в доме, зазвенел будильник. Пора вставать. Легко спрыгнув с постели, Ольга потянулась, раскинув руки, даже на цыпочки поднялась, подставила лицо солнцу. Выглянула в окно, рассматривая ставший до боли знакомым пейзаж. Справа, прям у домика находилась площадка, где заканчивался один канатный подъемник и начинался другой, поднимающий туристов ещё дальше, на высоту свыше 3000 метров. Впереди перед ней раскинулось Баксанское ущелье. Зимнее солнце освещало крыши отелей внизу, в долине у основания горы. Горизонт закрывала горная гряда с ледником «Семерка», приткнувшимся справа. Там за грядой была уже граница. Слева же торчала своей верблюжьей спиной двойная вершина Эльбруса, круглый год укрытая снегами.