Непреодолимые обстоятельства
Шрифт:
Они уже въехали в ущелье. Здесь как будто резко стало темнее. Над склонами сгущались сумерки и только дождь барабанил по стеклу и крыше автомобиля.
— Можно сказать и так. У меня дела в Нальчике. Заодно и на лыжи детей хотел поставить.
На словах о детях у Ольги сжалось сердце. Дом — полная чаша: жена-красавица и детки. Достаток, одобрение родителей. Не семья, а сказка. Она не знала, что ответить. Хотелось съязвить, да только зачем?
За окном мелькали заросли облепихи. Ольга знала, что тут и там, за небольшими холмами прячется река. Впереди высились горы. Они
Разговор не клеился. Зачем только спросила про семью, подумала с тоской Ольга. Зато Рустем догадался, что она не просто так интересуется. Слышала же, как он усмехнулся.
— Зачем косы остригла? — Вдруг спросил Алимов и повернулся к ней, отрывая взгляд от дороги. Если не начать, можно так ни к чему и не прийти.
Ольга вспыхнула до кончиков ушей. Залилась румянцем, как когда-то давным-давно. Он видел это даже в сумерках.
— А тебе-то что? Захотела и остригла. — Ольга больше не думала, как сохранить самообладание. Пусть он катится ко всем чертям! — Тебя мои косы вообще не должны волновать.
— А если волнуют? — Рус затормозил резко, съезжая на обочину. Внедорожник затрясло. Из-под колес полетел гравий. Свет фар ударил в темноту, доставая до берега реки, что шумела где-то справа.
— Ты в своем уме, Алимов? — Ольга перепугалась. Дыхание сбилось. Сердце от испуга билось где-то в горле. Мобильник, лежащий на ее коленях, улетел на пол, на коврик, но она даже поднять его не успела.
— Нет, как тебя увидел, так покой потерял.
Он и вправду, как с катушек слетел. Это было похоже на наваждение — Ольга слишком близко, слишком. Так близко, что можно различить запах духов, едва уловимый аромат шампуня от волос. Это пьянило без вина, заставляя не думать, а подчиняться лишь инстинктам.
Ольга не успела ничего понять, а Рустем уже потянулся к ней, касаясь щеки рукой.
— Зачем ты остановился? — Хрипло спросила, вжимаясь в кресло.
Рус посмотрел ей в глаза.
— Оль!
— Мне нужно домой. — Ольга уставилась в темноту прямо перед собой, вцепившись рукой в подлокотник. — Отвези меня в поселок.
Она молила только об одном: чтобы он отодвинулся от нее, чтобы он не был так близко, чтобы не касался ее. Домой. К Максу.
«Домой. К Максу», понял Рустем с ревностью. Взяла злость. Ревность туманила мозг, жгла за грудиной.
— Канатка не работает уже. Все равно тебе в гостинице ночевать, а не на станции.
— Это — не твое дело, где мне ночевать, понял? Ты к своей семье поторопись — к жене и детям! Заждались уже, наверняка.
Ольга повернулась к нему и Рус увидел, что в глазах ее застыли злые слезы. Вся обида, вся боль этих лет была сейчас в ее взгляде.
— Оль, давай поговорим!
— О чем? — Ольга уже не могла больше держать лицо, делать вид, что ей безразлично происходящее. Она не говорила, а выплевывала, бросала в него слова. — О чем ты со мной говорить собрался? О том, как бросил и женился на другой? Так я все это знаю! Или ты мне сейчас расскажешь, как ты мучился десять лет, но как-то жил с другой женщиной, делал ей детей, правил империей своего отца?
—
Почему от этих простых слов, которые все, до единого, были правдой, становилось так больно? Хотелось коснуться, поцеловать, ощутить податливость губ. Почему-то казалось, только ответь она на поцелуй и больше не будет этой стены, что возвела Ольга между ними. Прижался своим лбом к ее.
— Я просто хочу поговорить с тобой. Просто поговорить.
— О чем, Рус? — Казалось, силы покинули её окончательно. Даже злиться уже не могла. — Мы уже поговорили.
Зачем она вообще поехала с ним? Зачем послушалась Макса? Лучше бы отправилась на вокзал и ждала маршрутку.
— О нас.
— Нет уже никаких нас. Ты не заметил, Рус? Десять лет прошло! У тебя есть жена и дети, у меня есть Макс.
— Ты любишь его? — Спросил Рустем, глядя прямо в глаза. — Любишь?
— Он — мой муж. Конечно, мы любим друг друга. — Сказала и сама удивилась, почему это прозвучало так неуверенно.
— Тогда почему ты сомневаешься?
Взгляд его был тяжёлым, проникал под кожу, доставал до глубины души. Даже дыхание перехватило.
— Я хочу домой, отвези меня в посёлок. Или я пешком пойду.
Рус втянул ноздрями воздух у её уха.
— Ты же врешь, Булочка. Врешь беззастенчиво. Научилась врать, а раньше не умела. — Вновь коснулся щеки рукой, поглаживая.
— У меня был хороший учитель. — Слезы все-таки потекли из глаз, как она не пыталась сдержаться. Это было невыносимо — выдержать его присутствие рядом. Это было мучительно, это было тяжело. — Чего ты хочешь, Рус? Почему никак не оставишь меня в покое?
Он коснулся губами её щеки. Дорожка от слез пролегла на бархатной коже вниз к подбородку.
— Ты — эгоист, Рус. Ты хочешь, чтобы я призналась, что чуть не умерла без тебя? Чтобы рассказала, как жила долгие годы, вспоминая твои руки, твой взгляд? Ты хочешь узнать, как я мучилась? Да, я чуть не сошла с ума. Я презирала тебя и любила, я хотела быть с тобой. А твоя жена? Я ненавидела её всей душой. Только какой в этом смысл? Что тебе даст мое признание? Ещё капельку превосходства над бедной дурочкой, которая чуть умом не тронулась, когда увидела вас на стоянке ресторана на обручении? Которую отшили, будто навязчивую девку. — Ольга закрыла глаза, чтобы не смотреть на него. Эта боль, которая жила в ней все эти годы, прорвалась сейчас вместе со слезами. — Ну вот, ты услышал. Этого довольно? Или тебе нужно ещё мучить меня, Рус?
Он коснулся ее губ, и Ольга поплыла. Она не могла сопротивляться — не осталось ни сил, ни желания. Это признание вытянуло из нее все нервы, вынуло всю душу.
— Маленькая моя. — Шептал он, касаясь губ. — Маленькая. Булочка моя.
Ольга потонула в его словах, потерялась во времени. Сознание туманилось. Он был рядом. Ей казалось, они не в машине на обочине шоссе, а десять лет назад у Рустема дома. Он целует ее, обнимает, называет ласково. Просто надо закрыть глаза и прошлое вернется, словно не было этих лет. Она вновь задорная девчонка Лелька, которая решила обуздать диковинного зверя — электрический самокат.