Неприкасаемый чин
Шрифт:
— Жизнь сейчас такая сложная, что пять лет еще прожить надо, — философски заметил хозяин.
Бахрушин подошел к шкафчику, открыл дверцу. В зеркальном чреве, как по мановению волшебной палочки, вспыхнула лампочка подсветки, заискрились разнокалиберные бутылки, бокалы. Владелец химкомбината взял было бутылку виски, но все же передумал — с неохотой поставил назад. Разговор с инвесторами должен пройти на абсолютно трезвую голову. Он опустился в мягкое вращающееся кресло с массажирующей спинкой и откатился к стене, запрокинул голову. Тихим зуммером напомнил о себе селектор.
— Анатолий
— Пусть поднимаются, — Бахрушин неохотно поднялся, подошел к зеркалу, поплевал на ладони и пригладил волосы — состроил несколько дежурных выражений лица, пробуя изобразить радушие, огорчение и разочарование.
Первым в кабинет вошел Феликс Халлер. За ним его компаньоны: Ганс Мюллер и Эрвин Хаусберг.
— Очень рад вас видеть. Присаживайтесь, пожалуйста, господа, — поздоровавшись с каждым за руку, Бахрушин указал на кресла возле стола для совещаний.
— Благодарю, — за всех по-русски ответил герр Халлер.
— Кофе, чай? — дежурно поинтересовался Гросс.
Феликс тут же вскинул руку — мол, ничего этого не надо, мы только после завтрака, есть дела и поважнее, чем чаепитие.
Бахрушин смотрел в непроницаемые лица немцев, пытаясь понять, что они задумали. Ему уже доложили, что «фрицы» до поздней ночи что-то обсуждали в номере Мюллера. А вот к какому результату пришли — все еще оставалось большой загадкой. В душе Анатолий Игоревич надеялся, что теракт напугает их, и они, наплевав на уже вложенные деньги, поспешат ретироваться на Родину.
— Мы очень сочувствуем вам, — трагическим голосом произнес Феликс Халлер, — в связи с покушением и очень рады, что оно не удалось.
— Это я хочу попросить у вас прощения, — Бахрушин картинно приложил руку к сердцу. — Но вы же понимаете наши российские реалии. В столицах теперь, может, и другие порядки царят, цивилизованные. А у нас в провинции многое из славных девяностых все еще в ходу. Ну не нравятся кому-то перспективы нашего комбината, сотрудничество с инвесторами. Вот и пытаются ставить палки в колеса.
— Думаете, это случилось из-за нас? — осторожно спросил Халлер.
— К сожалению, почти уверен в этом, — покачал головой Анатолий Игоревич.
— Мы тоже пришли к такому мнению, когда совещались до поздней ночи, — признался Феликс.
Бахрушин не удержался от того, чтобы обменяться взглядом с Гроссом — мол, правильным путем идем, товарищи.
— Надеюсь, нашему сотрудничеству это никоим образом не помешает? — спросил Анатолий Игоревич, состроив на помятом после вчерашнего лице лживую маску сочувствия.
— Мы долго сомневались, спорили и, должен признаться, всерьез обсуждали возможность свернуть сотрудничество.
— Конечно, я вас прекрасно понимаю. Тут будут работать ваши немецкие специалисты, особенно в первое время. И вам не хотелось бы подвергать их жизни опасности.
— Я очень признателен вам за понимание, — на этот раз уже немец приложил руку к сердцу, — однако вы целиком можете рассчитывать на нас. Мы решили продолжить проект, несмотря ни на
— Это окончательное и бесповоротное решение? — напрямую спросил Бахрушин и тут же осекся. — Извините, что вот так, в лоб, спрашиваю. Но я, как руководитель градообразующего предприятия, должен мыслить перспективно. Это не дело, если сегодня вы скажете «да», а завтра измените свое решение.
— Наше решение бесповоротное. Только «да», — ответил за себя и своих компаньонов Халлер.
— Очень признателен вам за это, — попытался улыбнуться Бахрушин, хотя на самом деле ему хотелось подняться и прямо через стол смачно врезать холеному немцу в рожу.
Халлер взглянул на дорогие, но скромные с виду часы.
— Теперь вы уверены в нашей позиции. А мы должны откланяться. Нас еще ждут в мэрии. Выезжаем с их специалистом по землеустройству на полигон для отвалов. Нам уже подобрали три площадки под строительство завода.
Бахрушин кусал губы, жалея, что вовремя не подсуетился. Следовало наехать, подкупить чиновников в мэрии, чтобы тянули решение вопроса, мурыжили, всячески отбивая охоту у немцев работать в городе.
«Какого черта мне Гросс об этом не напомнил? А я-то, как дурак, когда мэра с немцами сводил, всячески вид делал, что собираюсь доводить проект с новым заводом до логического конца, вот он и решил передо мной выслужиться», — с этими тяжелыми мыслями Анатолий Игоревич проводил инвесторов до двери приемной, вновь пожал каждому из них руку, пожелал успехов.
Затем владелец химкомбината вернулся за стол, сел и подпер буквально раскалывающуюся с похмелья голову руками. Гросс только пожал плечами — дескать, кто ж знал, что так вот повернется.
— Ты ж говорил, что сдриснут.
— Говорил, но не обещал, Анатолий Игоревич. Все-таки немцы — народ воинственный. Это вам не итальянцы-макаронники или французы-лягушатники, те бы уже давно деру дали, только пятки сверкали бы.
Бахрушин потер лоб, понимая, что все более-менее законные способы воздействия на инвесторов уже исчерпаны и настало время прибегнуть к самым действенным, проверенным способам, знакомым ему еще по бурному бандитскому прошлому.
— Боря, — негромко проговорил хозяин химкомбината, — когда мы с тобой о расходах говорили, ты что-то о психологах сказал. Так они поработали или нет?
— В каком смысле, Анатолий Игоревич? — удивился Гросс.
— Ну это… как его?.. — Бахрушин щелкал пальцами.
— Психологические портреты? — тут же нашел нужное слово его заместитель.
— Во-во, они самые. И как наука их психологические рожи рисует?
Гросс всегда имел при себе нужные документы. Еще не случалось такого, чтобы ему приходилось бегать за ними в свой кабинет. Заместитель Бахрушина умел читать мысли своего хозяина еще до того, как те приходили ему в голову. Он раскрыл папку, вытащил прозрачные файлы с бумагами.