Неприкаянный
Шрифт:
Я - парадокс. Я есть потому, что меня не должно быть.
«Может и лучше будет, если всё это закончится».
Зазевавшись, я потерял бдительность и проехал спиной по нескольким острым выступам. Рубаха порвалась в клочья, спину обожгло свежими царапинами. Я избавился от лохмотьев, которые только тормозили движение - и быстро догнал Кира. Тот, получив сапогом по голове, приподнялся на локтях и слегка оторвался. А ещё через пару мгновений раздался его вопль:
– Вот чё-о-о-орт!
Люмик выпорхнул вслед за гномом, а кишка внезапно кончилась. Мы падали в озеро, берегов которого я не смог разглядеть - свет люмика до них не доставал. Расстояние
Перед глазами мелькала только чёрная бликующая поверхность, волнующаяся точно живая. Казалось, нет ничего ужаснее, чем попасть туда, в эту тёмную пучину, потому что она мгновенно проглотит тебя и затянет в одной ей ведомые недра. Под водой не было видно ничего, но в ней точно было нечто.
Раздался всплеск, и до меня запоздало дошло, что Кир ушёл под воду, а сам я уже ныряю вслед за ним. Рефлексов хватило только на то, чтобы вдохнуть поглубже и сжаться в комок.
Жидкая темнота ударила по голеням и тотчас сомкнулась над моей головой.
* * *
Здесь было тихо, тепло и спокойно. Лучше, чем там, где я был раньше.
Дыхание ровное. Глаза закрыты. Я плыву - или качаюсь в колыбели. А может, я в материнской утробе, и только жду, когда меня из этого тёплого мрака извлекут на свет. Свет... Как же мне не терпится увидеть свет!
Да, так и есть. Впереди меня ждёт долгая и удивительная жизнь. Ещё не знаю, как именно она пройдёт, но она непременно будет удивительной. Прекрасной. Я смогу стать кем захочу, увидеть столько всего интересного... Ведь там, по ту сторону материнского лона, лежит огромный мир, который говорит со мной. Его ласковый шёпот щекотит слух, произнося имя, которое пока ещё не моё. Но оно мне уже нравится.
У меня пока нет чувств, только их зачатки. Поэтому мои глаза закрыты - я ещё даже не умею открывать их. Но когда-нибудь, знаю точно, эти глаза научат меня любить красоту. Они покажут мне всё, что только можно увидеть, а уши и нос передадут то, что увидеть нельзя. И это будет во много-много раз ярче и восхитительнее, чем я могу себе представить. Только бы поскорее темнота меня выпустила. Только бы поскорее увидеть свет!
Мир поёт мне маминым голосом. Это очень странно, что сейчас я есть у мамы, а у меня пока никого нет, и мы с миром, где живут все, и где всему есть названия, пока не знакомы. Но это, конечно, только пока. Ведь скоро у меня появится столько всего... И тогда я смогу сказать: моя мама. Смогу сказать: я люблю тебя, мама. Разве можно жить и не иметь возможности сказать такое человеку, который подарил тебе целый мир? Огромный, прекрасный мир?
Я обязательно это скажу. При первой же возможности.
Только бы ждать пришлось не слишком долго. Только бы поскорее увидеть свет!..
* * *
...Когда я пришёл в себя, свет уже умер. Я потерял сознание всего на пару секунд, но этого хватило, чтобы заклинание расплелось и люмик исчез. Осталась только холодная темнота, предваряющая смерть.
Сверху раздался удар - Рэн тоже упал в воду. Мои руки разжались, разошлись, сделали широкий гребок. Я не видел, куда плыву, но надеялся, что к поверхности. Давление воды на уши уменьшилось. Я мельком подумал, что выпустил меч, и тот уже канул в глубине. Второй по-прежнему оттягивал пояс.
Едва мне удалось вынырнуть, как снизу раздался тяжёлый рокот, постепенно переходящий в нечто, напоминающее... рычание. Через мгновение моей спины коснулось что-то плотное, а рядом раздался всплеск. Я в страхе отпрянул, вытащил меч, но тот рассёк лишь воду.
А потом нечто ухватило меня за ногу и потащило вниз.
Это был сон и одновременно агония. Одна рука нащупала то, что меня схватило, а другая, размахнувшись, отрубила мерзкое щупальце мечом. В ответ тут же пришёл хлёсткий удар по спине, где волной боли всколыхнулись все царапины. Разум немного прояснился. Глаза таращились в темноту в поисках врага, но тот оставался невидим. Вокруг извивались змеи-щупальца, которые то и дело пытались схватить меня, опутать, раздавить, но я обрубал эти плети, выталкивая себя наверх свободной рукой.
Воздух в лёгких уже горел как раскалённый, когда мне удалось вырваться на поверхность и вдохнуть снова. Должно быть, вынырнул я в другом месте, потому что тут же оказался подхвачен течением. Подумал: «Если есть течение, то есть и выход», но эта мысль не разожгла во мне энтузиазма.
Меня схватили за плечо, и я уже собрался отмахнуться мечом, но вовремя заметил, что это обычная рука, а не щупальце. Передо мной маячил тусклый огонёк анимы.
– Энормис, - позвал Рэн, - это ты?
Голос у него был настолько измученным, что я понял - скоро охотник выдохнется и не сможет держаться на воде.
– Держись...
– только и успел сказать я, прежде чем меня снова утащило под воду.
На этот раз неведомая тварь ухватилась за клинок. Я дёрнул рукоять на себя, но оказалось, что меч свободен. И при этом он тянул меня ко дну!
Ничего не соображая, я стал размахивать им в разные стороны, обрубая тянущиеся ко мне щупальца, но вода всё сильнее давила на виски. И вдруг до меня дошло: ведь Кир говорил, что эти клинки - магниты. Тварь просто ухватилась за второй меч и тянет его ко дну.
Решение пришло ко мне мгновенно, словно было единственным возможным. Я не колебался ни секунды, прежде чем полоснуть себя по запястью.
Я не мог видеть, но знал, что вокруг поплыло чёрное пламя, ещё недавно бывшее моей кровью. Захлёбываясь вонючей водой, я тут же чуть не захлебнулся от напора высвобожденной магией крови энергии. Ещё секунда, и разум создал самое мощное плетение, которое пришло в голову - «Испепеляющий свет». А потом я ударил.
Перед тем, как ослепнуть от вспышки, я увидел. Это было не озеро - подземное море, мутноватое, но вполне обозримое. На его дне гнездилась чудовищных размеров химера с мириадами щупалец, которые толстыми жгутами спутывались в узлы и ветвились на более мелкие, с сотнями крошечных присосок и коготков. Кожа и панцирь этого монстра были сплошь покрыты бесчисленными язвами, глазами, волосами, а в самой середине всего этого зиял провал беззубого рта. Вокруг студнем оседала гниль и отходы, которые местами образовывали целые горы.
Чудовище было старым, очень старым. Столь же старым, сколь отвратительным. И - не знаю, почему эта мысль пришла мне в голову - оно хотело умереть. Потому что страдало веками, на протяжении всего своего существования. Но химеры не убивают себя. Они для этого слишком тупы. И вот я, человек, который готов к смерти, решил прихватить гада с собой.
Луч ослепительного света врезался в комок щупалец, опутавших мой второй клинок, и прошел дальше, но этого я уже не видел. Меч в моей руке негодующе завибрировал и зазвенел, отзываясь на боль близнеца. Из глубины раздался рёв, который лишь чудом не расколол горы - и мой череп.