Неприкрытая жестокость
Шрифт:
Он попытался найти Кори, но ему сказали, что лейтенант Маршалл отправился на поиски Курта фон Фалендорфа. Тогда Кармайн отправился к Сильвестри.
— Мне не удалось принять должные меры предосторожности, — повинился он.
— Чушь, Кармайн! Полицейские редко убивают себя во время дежурства, хотя по статистике число застрелившихся копов растет каждый год. Работа тяжелая и зачастую неблагодарная. Скольких женщин ты знаешь, которые способны смириться с мужем-полицейским? Чертовски мало! Моя Глория, Дэннина Нетти, твоя Дездемона да Бетти Эйба. Может, у Фернандо Соледада. Не много. А если уж у полицейского неподходящая
— Ты прав, Джон. Во всем виновата Ава. Нашла хобби — путаться с копами! Я вот думаю: какое у нее настоящее имя? Берта? Гертруда?
— Может, все-таки Ава?
— Я знаю только одну Аву — Ава Гарднер.
— Кинозвезда. Прекращай винить себя, Кармайн. Даже если Хелен Макинтош, совсем новичок, смогла увидеть приближающийся срыв, то Кори уж точно должен был. Хелен отлично себя проявила!
— Гораздо лучше, чем я надеялся. Нью-Йоркский департамент полиции потерял хорошего детектива, когда решил спихнуть ее на регулировку дорожного движения. Очень сообразительная!
Тем не менее Кармайн не стал посвящать комиссара в то, что ее сообразительность помогла состряпать безупречную историю в помощь сержанту из тюремного блока, который нарушил правила ради старого друга.
— Я пойду поищу адрес Авы, — сказал Кармайн.
Тусклая лампочка за толстым стеклом и металлической решеткой, которая располагалась на потолке возле дверного люка, — вот и все освещение бункера, хотя острое зрение Курта позволяло ему различить некий намек на серьезную проводку. Этому освещению было далеко до естественного.
Курт испытывал сильное чувство голода, но больше всего хотел пить. По его подсчетам, прошло уже более двенадцати часов с момента заключения; запястье по-прежнему украшали часы, но они были разбиты. Мужчина смутно помнил, как его машину отбросило в сторону на Персимон-стрит и он выбрался наружу, чтобы понять причину. Потом был сильный удар по голове и — пустота. Самым ужасным в болезненном пробуждении оказалась саднящая пульсация левой руки, грубо перевязанной его собственным платком. Когда он снял пропитанную кровью ткань, желая выяснить произошедшее с рукой, стало ясно — мизинец отсутствовал! Отрезали! Обрубок пальца вновь начал кровоточить, и Курт с трудом снова обмотал его и завязал с помощью правой руки и зубов, болело дико, и платок снова был насквозь мокрый. Зачем они так поступили?
Еды не было никакой, зато в одном углу стояла двухлитровая бутыль с водой, в другом — пустое ведро. Не раздумывая, он начал жадно пить, даже пролил немного воды себе на рубашку, как вдруг ему в голову пришло, что ее могут больше и не принести. В голове стучало, глаза сильно жгло, словно в них насыпали песок.
Он прислушался. Ни свиста ветра, ни журчания воды, ни шума проезжающих автомобилей, ни гула напряжения в проводах над головой или в кабелях под ногами, ни грохота от бурильных молотков или громоздких гусеничных машин — ни единого звука и ни малейшей вибрации. Ничего. Ничего! Что касается зрения, то без тусклого света лампочки он был бы словно слепой.
Курт не знал, как долго просидел, съежившись в углу; он то проваливался в спасительное забытье, то приходил в себя, а один раз даже уснул. Потом он вскочил на ноги и начал ходить взад-вперед, взад-вперед… Бесполезное занятие, трата сил! Пошатнувшись, Курт резко сел на бетонный пол; удар отдался
Изучение поверхности пола заняло некоторое время, хоть какое-то занятие. Закончив с полом, Курт провел рукой по стене. Оштукатуренная, практически гладкая, но не покрашенная. Интересно, почему кто-то позаботился оштукатурить стену, однако не покрасил ее или не поклеил обоями? После этого Курт занялся опустошением своих карманов: три в куртке, один в рубашке, два в брюках. Ни бумажника, ни ключей, хотя они были при нем, когда он садился в «порше» после ресторана. Трофеи оказались вполне предсказуемыми: пятнадцать сделанных в Германии карандашей с жестким грифелем, четыре красные шариковые ручки, ластик от «Фабер-Кастелл», записная книжка на пружине, швейцарский складной нож, набор миниатюрных отверток в пластиковой прозрачной коробочке и бутылочка с корректирующей жидкостью «Ликвид пейпер».
Сильнейшая жажда высушила рот, оказалось невозможным смочить его слюной, поэтому он стиснул губы. Курт не был физиологом, но прекрасно понимал, что открытый рот высыхает гораздо быстрее закрытого. В одиночестве нет необходимости говорить, поэтому он будет держать рот постоянно закрытым. «Пока, — с иронией подумал Курт, — не придет смерть». Теперь он знал: ему предназначено умереть.
Как провести время? Это был наиглупейший из вопросов, пока он не взглянул по-новому на свою сокровищницу карандашей и ручек.
«Я буду писать на стенах математические вычисления! — с волнением подумал он. — Я снова прорешаю все свои уравнения и проверю их правильность. Некоторые коллеги сомневаются в моей правоте, и я доказал бы несостоятельность их сомнений в удобной обстановке кабинета, пользуясь обычной доской. Но здесь, в этом месте, подобное невозможно. Я напишу совсем мало, не имея возможности ничего стереть. К тому моменту, когда мои руки ослабнут и не смогут больше держать карандаш, я оставлю на этих стенах все мои исследования. А если карандаш затупится, я смогу поточить его складным ножиком. Мне никогда не понадобится приспособление ножика, помогающее извлечь камень из лошадиного копыта, но я прекрасно смогу воспользоваться его лезвием».
Курт встал в центр комнаты и внимательно оглядел свою темницу: откуда начать? С того дальнего левого угла! Он был так возбужден, что, поворачиваясь, задел левой рукой о стену и опять пошла кровь. Курт фон Фалендорф, со злостью взглянув на больную руку, отправился к выбранному месту и написал внизу красной ручкой большой знак бесконечности. Его главы будут обозначены красным, напоминая Хелен и ее разноцветные записи.
— Когда я услышала, — сказала Дездемона, шагая рядом с Кармайном через лес, — что почти все занимаются поисками по одному, то решила — Джулиану и Алексу не повредит провести несколько дней с Прунеллой. У меня так давно не было возможности отправиться в поход, поэтому не смей отсылать меня домой.