Непрощенный

Лидин Александр

Кстати… а почему пытки?

Эта мысль пришла Старшему смотрителю в голову так неожиданно, что он споткнулся.

Кое-кто из знати питал слабость к виду чужой боли, но за бароном Пако такого, похоже, не водилось. А если и водилось, он достаточно владел своей страстью, чтобы тешить ее лишь в тех случаях, когда это было оправдано необходимостью наказать преступника… Или развязать ему язык.

Вот что самое скверное! В том, что гладиатор будет казнен, Отто почти не сомневался: он слишком хорошо знал своего господина. Но — именно казнен, а не убит, не замучен до смерти! И даже пожелай барон заменить казнь наказанием, экзекуция

будет проведена публично, во время очередного представления в цирке. До этого он держал бы непокорного воина под замком. В этом случае Старший смотритель мог надеяться, что повелитель, расправившись с бунтовщиком, утолит свой гнев. Если же гладиатора потащили в пыточную, это означает лишь одно: барон Пако уверен, что проклятый Мехмед Каты что-то знает.

А под пытками человек может рассказать много любопытного. Причем опытные палачи умеют делать так, чтобы их жертва не присочиняла… само собой, когда того не требует ситуация. И будет очень обидно, если он, Старший смотритель Отто Чаруш, не сможет воспользоваться полученными сведениями… по какой бы то ни было причине.

— …Да что ты так медленно, Отто? — прервал его размышления голос барона. — Право, тебе надо больше двигаться. Может, издать указ, запрещающий смотрителям пользоваться платформами?

Чем-чем, а своей платформой Отто Чаруш не отказался бы воспользоваться: угнаться за разгневанным бароном и его рослыми охранниками было нелегко. Увы, в данный момент она стояла на внутренней стоянке цирка. Старший смотритель бросил на своего господина взгляд, исполненный муки, но так и не придумал, что ответить. Барон мог как бы в шутку завести разговор о кардиостимуляторе или сервокостюме, а приобретать их у Отто Чаруша не было ни малейшего желания. После этого он не мог бы при случае сослаться на нездоровье или пожаловаться родителям Лутты, что его в очередной раз довели до сердечного приступа. Самое главное, что он не притворялся, что можно было легко доказать, не прибегая к подкупам и взяткам. Ради этого, пожалуй, стоило таскать на себе два собственных веса в виде жира и ссориться с придворным лекарем. Но за удовольствия приходится платить.

Спасение пришло нежданно. Из-за стены пыточного корпуса вылетела чрезвычайно изящная платформа. Через миг охранники, схватившиеся было за рукояти мечей, успокоились, узнав гостя: то ли по платформе… то ли по кислой мине, которую барон не потрудился скрыть. Потому что скрывать чувства, которые он испытывал к Гельму Орксиллу, не имело смысла. Впрочем, Гельм по этому поводу не слишком переживал: у него были другие приоритеты. Достаточно было, что барон не выходил за рамки приличий. Не будучи подданным барона Пако, этот мохнатый длинношеий франт являлся одним из самых влиятельных жителей Диска. Он был главным торговым представителем графа Сувари, правителя системы Они-Сакура — вернее, соглядатаем, согласно сведениям Канцелярии Всеведения.

— Ах, барон, — сладко промурлыкал Гельм, приглаживая напомаженные баки. — Я вижу, вы так опечалены гибелью вашего бойца… Какое варварство! Надеюсь, ваши палачи быстро научат маленького мерзавца хорошим манерам. Насколько я понимаю, это гладиатор почтенного Чаруша?

— Был, — буркнул барон и бросил на торгового представителя графа Сувари более чем красноречивый взгляд.

На своей платформе прохвост оказывался в очень выгодной позиции: он казался недосягаемым. Разумеется, при необходимости охранникам барона ничего не стоило

развеять эту иллюзию… но пока Гельм повода не подавал.

— Ах да, конечно, — воскликнул Гельм, умело делая вид, что ничего не замечает. — Вы ведь имеете право… в качестве возмещения… Но какая техника, какая скорость! Этот коротышка будет прекрасным пополнением вашей коллекции… если можно так выразиться.

— Ты просто читаешь мои мысли, — процедил барон.

Отто Чаруш похолодел. Ситуация складывалась хуже, чем он предполагал. Он не просто прирезал хэнака,несущего металлические яйца. Он собственноручно со всеми потрохами, отдал его барону. Старший смотритель украдкой приложил руку к сердцу, которое, кажется, и впрямь начинало трепыхаться… но сообразил, что это не произведет должного впечатления.

Гельм продолжал разглагольствовать, размахивая сухонькими ручками, едва торчащими из бесчисленных оборок, и Отто Чаруш смотрел на него с бессильной злостью. Прохвост! Вот с кем он точно разберется… когда появится такая возможность. Но если такая возможность выпадет, он ее не упустит. Чтобы к существу, занимающемуся торговлей, было не прикопаться! Так просто не бывает.

— Вижу, вы направляетесь в пыточную, — в голосе «прохвоста» появились вкрадчивые нотки. — Знаете, я всегда мечтал увидеть работу палача… Осведомленность ваших придворных в этом вопросе просто поразительна, и я чувствую себя неловко. Интересно было бы сравнить их методы с приемами слуг моего сюзерена. Я бы даже посодействовал в обмене опытом… Слуги моего повелителя очень искусны в обработке ногтей. У большинства разумных существ есть ногти или когти, а под ногтями у большинства находятся особо чувствительные точки, и…

«С удовольствием посодействую, — подумал Старший смотритель, хотя слова были адресованы не ему. — Только если все приемы будут опробоваться на тебе!»

Судя по всему, господин Гельм с этим бы не согласился.

— Отличная мысль, Гельм, — дружелюбно произнес барон. — Но как-нибудь в другой раз. Помощники почтенного Чаруша задержали особо опасного преступника. Извини, в этом случае любые уши, кроме моих, могут оказаться лишними. Даже палачи получили указ надеть противошумовые наушники, а после допроса им промоют мозги. Ты же не хочешь, чтобы тебя подвергли такой операции?

— Неужели мой господин мог хоть на мгновение подумать, что я…

Барон строго покачал головой.

— Тем не менее. Интересы Империи прежде всего. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Гельм кивнул, потом судорожно отвесил прощальный поклон и направил платформу к воротам.

— Если у нас начнется война с Сувари, ты знаешь, кто в этом будет виноват, — изрек барон, провожая его тяжелым взглядом.

Старший смотритель не ответил. С исчезновением Гельма Орксилла — который конечно же не поверил барону на слово — тяжелые мысли нахлынули на него с новой силой.

— Кстати, — Тоар повернулся к своему верному слуге, — сколько ты скостил копателям за то, чтобы они сдали тебе этого дикого кроля?

— Но я…

— Ты, ты — кто же еще! — развернулся на каблуках, и его палец уткнулся в толстое брюхо Старшего смотрителя. — Такие подарки просто так не делают. Мне это надоело. Я закрываю глаза на то, что ты упускаешь каждую вторую партию, о которой тебе сообщают. Ты тратишь энергию и топливо в таких количествах, словно преследуешь армию!