Нераспустившийся цветок

Энн Джуэл Э.

Его руки хватают мое платье, задирая его одним рывком. Я мурлычу в диком ожидании. Он хватается за подол моего платья и задирает его еще раз, полностью обнажая меня от талии вниз.

Я жду, что он будет ругать меня за отсутствие трусиков, но он этого не делает. Его правая рука убирает мою от своей эрекции. Он высвобождается из трусов и левой рукой оборачивает мою ногу вокруг своей талии и врезается в меня.

— О, боже! — я кричу, моя голова падает назад, когда его внедрение растягивает ту часть меня, которая забыла его возможности.

Оли кладет

руки мне на затылок и притягивает к своим губам, заглушая мои крики. Я хватаю его за волосы, удерживая его с такой потребностью и испуская всхлипы. Я так по нему соскучилась, что его прикосновения почти болезненные. Наши тела изголодались и не могут быть еще ближе — не могут найти освобождение достаточно быстро. Он движется во мне со скоростью и уверенностью скаковой лошади, добегающей последний круг. Его толчок вверх совпадает с моим толчком вниз, увеличивая удовольствие, разливающееся по моему телу. Движение рта замедляется, колено ноги, на которой я стою, подгибается, и он впивается всеми своими пальцами мне в ноги, толкаясь в меня последний раз и прижимая к стене.

— Вот, черт… это… было… — его голова падает мне на плечо, в то время как его легкие ищут кислород. Он прокладывает дорожку легких поцелуев вверх по моей шее, останавливаясь у уха. — Я соскучился по тебе, как пончики скучают по кофе.

Я смеюсь, обнимая его за шею.

— Я соскучилась по тебе больше, как арахисовое масло скучает по желе или горячий шоколад по зефиру.

Он берет мою вторую ногу и также оборачивает вокруг своей талии, снова целует меня не спеша, смакуя момент.

— Моя любовь… — Оли смотрит на меня нежным взглядом, расплываясь в улыбке. — Я соскучился по тебе, как сердце скучает по своим ударам.

***

Оливер

Черные волосы веером разметались по подушке. Никогда не представлял, что смогу снова полюбить подушки. Я ошибался. Вивьен волшебным образом делает все… лучше. Двадцать четыре часа назад я был в трех тысячах миль от нее и был несчастен. Сейчас я — это я. Оливер, который любит греблю и ужинать с друзьями и семьей. Я мальчишка, который мечтал играть за «Ред Сокс» с тех пор, как получил в подарок свою первую бейсбольную перчатку. Я парень, который хочет позвонить своим приятелям по колледжу и пригласить их сыграть в баскетбол в парке. Этот Оливер хочет держаться за женщину, которая рядом с ним, вечно.

Я провожу пальцем по ее тату, так как она спит на животе. Затем я целую каждую гроздь бутонов, которые, как я знаю, прячут ее шрамы. Но я их не вижу и не чувствую. Для меня стало невозможным видеть что-либо, кроме красивой, сияющей женщины.

— Доброе утро, малыш, — она перекатывается ко мне и теперь ее спина прижата к моей груди.

Я обнимаю ее и целую в макушку.

— Это самое лучшее утро.

Она вырисовывает круги на моей руке своими ноготками.

— Могу я тебя кое о чем спросить?

— Ты только что это сделала, — смеюсь я.

— Я серьезно.

—

Да. Ты можешь спросить меня о чем угодно.

Она медлит. Я чувствую тяжесть ее вопроса еще до того, как она озвучивает его.

— Почему у тебя больше не может быть детей?

Я выпускаю вдох, который задержал.

— Потому что я сделал кое-какую дерьмовую глупость, после того, что произошло.

— Как наркотики?

— Продал все, что можно было продать, сжег, что нельзя продать, как например, наш свадебный альбом и все остальные наши фотографии, кроме одной.

— Фотографии с Мелани?

Я киваю и целую ее плечо.

— Так ты говоришь, что все тепло от сгорания нанесло вред твоей сперме, как например, джакузи или что-то такое?

— Нет, — я ухмыляюсь. — Это правда, что касается потери ребенка: это самая большая утрата. В то время я знал наверняка только одно — я никогда не хотел пережить это снова. Поэтому сделал вазэктомию.

— Ты жалеешь об этом?

— Я жалею о том, что принял поспешные решения в то время, даже если не все из них были неправильными.

Она поворачивается в моих руках, чтобы быть лицом ко мне.

— Вазэктомия была неправильным решением?

Я позволил себе утонуть в ее глазах, потому что знал, что каким-то образом все ответы, которые мне когда-либо будут нужны, находятся здесь.

— Да, если ты хочешь иметь со мной детей.

— А ты хочешь иметь со мной детей?

Я целую ее в лоб.

— Я хочу тебя, и нет ничего, что бы я не сделал для тебя.

— Это не ответ.

Из моих легких выкачали весь воздух, вот что она со мной делает — обнажает меня, выставляет напоказ все мои слабости, берет часть меня, которую я отдаю с неохотой.

— Я не могу себе представить, что захочу когда-нибудь иметь детей снова, так как не могу смотреть на младенцев и не видеть Мелани. Но единственная вещь, которая кажется еще более невозможной — это жизнь без тебя.

Она целует меня, пробуждая все мое тело. Я должен напомнить одной определенной части, что это серьезный момент и его не призывали к действию, несмотря на смешанные сигналы, проносящиеся у меня в уме.

— Я люблю тебя и так рада, что ты дома, — она зарывается носом мне в шею. — Ммм, это была медленная пытка, но я не хотела ничего говорить. Я не хотела, чтобы ты чувствовал себя противоречиво. Но теперь, когда ты дома, я могу сказать это… — она прокладывает поцелуи вниз по моей груди, — … я была несчастна, — ее язык дразнит мой пресс. — Боже, как я по тебе соскучилась.

Мой член твердеет от ее прикосновения. Она поглаживает его несколько раз с усмешкой, полной желания на ее лице, глядя прямо мне в глаза.

— Вивьен… — мне нужно рассказать ей.

— Гм? — она садится на меня сверху.

— Мне нужно… — мои мысли начинают уплывать, когда она направляет мою руку к своей груди, — … сказать тебе… — я сжимаю ее дерзкие груди руками, обводя кругами соски, — … кое-что, — мои слова не более чем напряженный шепот.

Она садится на мой член с мягким стоном.