Нерассказанная история
Шрифт:
Он присел на корточки, плечом отводя в сторону блузки Лидии. Какого хрена? Какого хрена он допустил случившееся? И сидит ли она сейчас в спальне или успела удрать? С нее все станется! Она совершенно безумна!
– Эй, вы там? – осторожно окликнул он.
Она не ответила. Но это ничего не значит.
Грабовски едва подавил стон. Она взяла его машину и прямиком помчалась к миссис Джексон. Потом она извинится и скажет, будто ей нужно в ванную. Поднимется в его комнату, и все будет кончено. Если только каким-то чудом он не окажется там раньше.
Спина просто разрывалась от боли, бедра ныли, челюсти сводило спазмом, и он едва мог их разжать и сглотнуть. На глазах выступили слезы гнева и злости. Мать его за ногу, сколько он просидел в темноте?
Он качнулся влево и прижался ухом к дверце, проверяя, не услышит ли чего.
– Эй! – снова позвал он, и словно издалека раздался глухой удар. Грабовски, запаниковав, стал слепо отталкивать лезущие в глаза блузки и случайно ударил себя в нос. Что-то загремело, покатилось, и он забился в самую глубь чулана, прикрывая руками голову. Сердце колотилось так громко, что его стук, казалось, эхом отдавался в чулане. Он заставил себя размеренно и глубоко втягивать воздух. Ничего не случилось. У него что-то вроде приступа клаустрофобии. Она его не звала и уж тем более не стреляла. Просто упала вешалка, а он едва не обмочился!
Грабовски встал, продрался сквозь одежду и начал стучать кулаками в дверцу чулана. Затем повернулся боком и стал биться в нее плечом. Отстранился и дважды ее пнул. Миссис Джексон куда-то уходит сегодня вечером. Она постоянно об этом твердила. Ужин с бывшими членами театрального общества. Мистер Джексон будет дремать в кресле. Так что шанс еще есть.
Он ощутил, как возвращаются силы. Ничего еще не потеряно!
Грабовски стиснул кулаки и стал сгибать и разгибать руки, пытаясь восстановить кровообращение. Копя ярость.
Он пустился бежать, но вскоре стал задыхаться, и в боку закололо. Он не спал ночь, а сейчас почти не соображал, что делает. В голове раздавался какой-то хруст, но Грабовски не обращал на это внимания. Доковыляв до обочины, он встал под фонарем, гадая, нельзя ли как-то сократить дорогу. По обеим сторонам шоссе лежал толстый, поблескивающий слой чего-то белого. Грабовски нагнулся. Захватил пригоршню градин и несколько минут смотрел, как они растекаются на ладони.
Увидев приближавшуюся машину, Грабовски попытался ее остановить. Но ничего не вышло, и он тихо выругался. Затем снова побежал трусцой.
Слава Богу, он держал ключ от «Ночлега и завтрака» отдельно от остальных, а она не подумала его спросить. Видно, не так умна, какой себя считает.
Из-за забора залаяла собака. В окне светился экран телевизора. Идущая навстречу женщина опасливо обошла его. В печени кололо все сильнее. Он схватился за бок обеими руками и ускорил бег.
Еще до того как услышать сирену, он увидел отраженный от градин свет. Патрульная машина обогнала его и затормозила. Двое полицейских вышли на дорогу и остановились, широко расставив ноги и подбоченившись.
– Прошу вас предъявить удостоверение личности, сэр.
Нужно сохранять хладнокровие.
Он пригладил волосы, словно это способно придать ему респектабельный вид. Поможет это, как же!
– Разумеется, – кивнул он, доставая бумажник. – Какая-то проблема?
Тот коп, что покороче, едва взглянул на водительское удостоверение.
– Не возражаете, если я задам пару вопросов, сэр?
Грабовски ощутил, как задувает ветер в дыру на брюках. Может, этого окажется достаточно, чтобы охладить его гнев?
– Я немного спешу, офицер, нельзя ли заняться этим позже?
Молчание, которым была встречена его реплика, сводило с ума. Он перевел взгляд с одного офицера на другого. Коротышка похлопывал удостоверением Грабовски себя по бедру. Его напарник, карандаш в мундире, имбирный орех, по-прежнему стоял, подбоченившись.
– Боюсь, нельзя, сэр, – заметил тот, что покороче. – Не могли бы вы сказать, где были сего-дня вечером, сэр?
А вот этого он объяснить никак не мог. И требовалось срочно добраться до «Ночлега и завтрака», раньше, чем миссис Джексон придет домой и выдаст Лидии «драгоценности короны».
– Я гулял. Гулял, а теперь возвращаюсь в Фэйрфакс, в «Ночлег и завтрак», где остановился.
– Мы просим вас проехать с нами к начальнику полиции, сэр.
– Зачем? Или человек больше не имеет права пройтись по улице?
В какой-то безумный момент он решил сбежать. Представил, как срывается с места, обгоняет патрульную машину, увертывается от пуль, перелетает через заборы и, окровавленный, но не сломленный, устремляется к победе.
И тут впервые заговорил высокий коп:
– Нам доложили о взломе и проникновении на чужую территорию. Вы подходите под описание грабителя.
Он поковырял ногтем между передними зубами.
– Будьте послушным мальчиком и следуйте за нами.
– Я могу объяснить, – в панике забормотал Грабовски, – но позже. Или вы сейчас поедете со мной, и я покажу вам то, что все объяснит.
– Забавно, – хмыкнул высокий и хлопнул напарника по спине. – Мы хотим, чтобы он пошел с нами, а он требует следовать за ним. И чей будет верх?
– Давайте мы усадим вас в машину, сэр.
Манера маленького слизняка обращаться к нему «сэр», была рассчитана на то, чтобы окончательно его достать. Но он не собирается подыгрывать этим двоим.
– Время для меня на вес золота, – пояснил он и застонал про себя. Какого черта он это сказал?
– Я арестую вас за сопротивление, сэр.
Это было уж слишком, мать их… С него довольно! Двое гребаных шутов!
– Если вы не перестанете повторять «сэр» в конце каждого предложения…
– И что? Что тогда случится, сэр?
– Послушайте, – пробормотал он, давясь собственным бешенством. – Если по пути в участок я не заберу кое-что из «Ночлега и завтрака»…
– Врежь ему, – посоветовал высокий, – он отказывается сотрудничать.
– Я ничего не сделал! – завопил Грабовски. – Вы не имеете права хватать меня за прогулку по улице!
Тощий ублюдок вцепился в него проворнее хорька.
– Как насчет ареста за сопротивление аресту? – спросил он и добавил: – Сэр…– Мать твою! – взвыл Грабовски. Коп практически стоял на его ногах. Он прямо-таки напрашивался на хорошую взбучку. И хотя Грабовски уговаривал себя не делать этого, он чувствовал, как руки сами собой сжимаются в кулаки. И когда один кулак впечатался в наглый нос, испытал на кратчайший миг чистое, незамутненное блаженство.
Комната допросов в офисе начальника полиции Абрамса оказалась такой душной, что Грабовски казалось, будто пластиковый стул под ним тает и вплавляется в задницу.
– Не уверен, что все понял, – заметил сидевший напротив адвокат.
– Иисусе, я в третий раз повторяю!
Прошлой ночью, лежа на металлической раме, сходившей здесь за постель, он опять почти не спал. От одежды, которую он не менял уже три дня, разило потом.
– А вы ничего не записываете!
Прыщавый адвокат, очевидно, недавно закончил университет, и его губы весь последний час неприятно дергались.
– Позвольте уточнить, – сказал он, делая вид, будто сверяется с планшеткой.
– Вы, британский фотожурналист, находящийся на отдыхе в Кенсингтоне, вчера днем вломились в частный дом по адресу Сидер-роуд, 45, где были взяты в заложники женщиной, которую считаете… – Его губы снова дернулись. – Женщиной, которая, как вы считаете, живет под вымышленным именем. Ее настоящее имя вы в данный момент не готовы назвать. Но вы также уверены, что, когда в неопределенном будущем сумеете доказать, что она не та, за кого себя выдает, все обвинения против вас будут сняты.
Он повертел ручку и отложил в сторону.
– Мистер Грабовски, вас обвиняют в оскорблении действием полицейского офицера, находящегося при исполнении служебных обязанностей и сопротивлении аресту. И я не совсем понимаю, в чем вы видите смягчающие обстоятельства.
Его губы наконец расплылись в злорадной ухмылке.
Грабберу хотелось дотянуться до этой прыщавой шейки и сжимать ее обеими руками до тех пор, пока из головы не выдавятся мозги.
– Слушайте… слушайте, я говорил вам, я здесь не в гребаном отпуске!
– Простите. Вы пробыли в Штатах два месяца. И все это время работали. У вас имеется рабочая виза?
Грабовски стиснул руки так сильно, что костяшки пальцев побелели. К тому же он задыхался от жары.
– Нет, у меня нет рабочей визы.
– Впрочем, сейчас это наименьшая их ваших проблем, – покачал головой адвокат.
Наглый хрен в костюме и галстуке даже не снял пиджака и, похоже, не потел.
– Почему здесь так жарко? – пробормотал Грабовски. – Неисправное отопление? Кому-то следует написать жалобу.
– Здесь тепло, мистер Грабовски. Но мне кажется, вы не совсем осознаете, в какую беду попали.
Грабовски не понимал, зачем вообще трудился излагать этому болвану, что произошло. Правда, стоило попытаться еще раз. Если он не сумеет убедить собственного защитника, значит, не убедит вообще никого.
– Я знаю, все это трудно осмыслить, – начал он, как надеялся, умиротворяющим тоном. – Причина, по которой они решили меня арестовать, заключается в том, что я вломился в ее дом. Вот так все началось. А потом я стал пререкаться с полицейскими, поскольку спешил в свою комнату за жизненно важными доказательствами.
Адвокат почесал ручкой тощую шею.
– Вот с этого места я перестаю что-либо понимать. В протоколе нет ни слова о взломе. Об этом никто ничего не говорил. Офицеры… дайте взгляну… офицер Джонсон и офицер Ньюджент докладывают: они патрулировали Монтраше-стрит приблизительно в девять пятнадцать вечера и увидели человека, у которого был вид бродяги. Он шатался и вел себя, как пьяный.
– Ложь! – отрезал Грабовски.
– По обочине стало опасно ходить из-за прошедшего града, и они решили спросить, не нужно ли чем помочь. Вот тогда вы… и напали на офицера Джонсона. Скажите, в ту минуту вы находились под воздействием алкоголя или наркотиков?
– Ложь!!! – отчаянно завопил Грабовски. – Вы собираетесь выслушать меня или нет?
Адвокат – Грабовски никак не мог запомнить его имени, но, возможно, он откликался на «Вонючую задницу» – сделал многозначительную паузу, перед тем как заговорить:
– Как я понимаю, вы расстроены. Но следует принять к сведению, что я выполняю свое дело и стараюсь, как могу. Кроме того, я пытаюсь вам помочь. Итак, вы собираетесь подать жалобу на… леди, о которой идет речь? Или вы уже это сделали? Я ничего не вижу в деле.
Грабовски покачал головой:
– Она уже уехала.
– Куда именно?
– Не знаю.
Парень кивнул, словно впервые услышал от Грабовски нечто разумное.
– А… как насчет жизненно важного доказательства? Оно существует?
– Она его увезла. Доказательство тоже пропало. К тому времени как они прошлой ночью привезли его сюда, допросили
– Не могли бы вы открыть мне, мистер Грабовски, кто эта женщина? Тем более, вы уверены, что это крайне важно для вашего дела.
Граббер прижал кончики пальцев к вискам и стал слегка массировать кожу. Если он решится сказать правду… отнесется ли этот парень серьезно к сказанному? Он знал ответ. Все, что он заработает на этом, – визит к психиатру.
– Забудьте о ней. Она тут ни при чем, и ничего такого не случилось. Не обращайте внимания на то, что я говорил раньше.
«Костюм» продолжал кивать, желая подчеркнуть этим, что они наконец подходят к сути дела и вся история обретает шанс проясниться.
– Разумеется, если таковы ваши указания, мистер Грабовски. Но что вы собираетесь заявить суду?
– Невиновен. А теперь, как быстро вы собираетесь вытащить меня отсюда?
– Вы сможете внести залог после предъявления обвинения.
– И когда это случится?
– Суд немного откладывается. Думаю… заседание состоится не раньше чем в понедельник или во вторник, а возможно, и в среду.
– Я не собираюсь торчать здесь целую неделю! – рявкнул Грабовски.
Адвокат почесал ручкой под подбородком.
– Можете оплатить залог кредиткой, или я договорюсь о долговом обязательстве… дайте мне знать, что предпочтительнее. Будем надеяться, вам не придется сидеть целую неделю, будьте оптимистом, вполне возможно, что заседание состоится на день-другой раньше…Весь следующий час он метался по камере, сгорая от негодования. Куда девалось обвинение во взломе и нарушении неприкосновенности чужого жилища? Теперь он выглядел психом, который ни с того ни с сего набросился на полицейских, вздумавших остановить его на улице. Должно быть, она обратилась в полицию в надежде на его арест. А потом снова позвонила и убедила в ошибке. Дело ясное: ей вовсе не хочется встретиться с ним в суде.
Это не правосудие. Это пародия! Это издевательство. Его человеческие права грубо нарушены, и он ничего не может сделать. Поскольку никто его слушать не желает! А она играла с ним, заманила в ловушку, загнала как животное. Человек имеет право заниматься своими делами без вмешательства со стороны кого бы то ни было. Человек имеет право гулять по улице без…
Дверь распахнулась. На пороге вырос дежурный сержант, снимавший у него отпечатки пальцев.
– Кому-то из наших вы пришлись по душе, – сообщил он.
– Что? – оживился Грабовски. – Вы переводите меня? Прямо сейчас?
Он знал, его должны отправить в окружную тюрьму до первого слушания дела.
– Говорю, кто-то очень вас любит, – повторил сержант. – Или вы просто удачливый сукин сын.«Понтиак» был припаркован у «Ночлега и завтрака». Такси остановилось рядом. Грабовски заплатил и ступил на тротуар. Он воспользовался ключом от входной двери, чтобы войти в дом. Мистер Джексон сидел в своем кресле и даже не шевельнулся, когда Грабовски крался наверх. Он хотел убраться отсюда незамеченным, не объясняя хозяйке, где провел две ночи.
Войдя в комнату, он сразу же бросился к письменному столу и выдвинул левый ящик. Конечно, там ничего не оказалось. Грабовски так и знал, но все равно удар оказался силен. Лидия наголову его разбила.
Он переоделся и собрал вещи. Ключ от машины лежал на столе. Наверное, сержант прав, он может считать себя счастливчиком. Офицеры Джонсон и Ньюджент отказались от обвинений, и он волен идти куда угодно. Они что-то напутали в бумагах, эта парочка безграмотных олухов, и даже если бы суд состоялся, его вышвырнули бы из зала на чисто формальных основаниях!
– На вашем месте, – посоветовал сержант, – я не попадался бы этим двоим на глаза. Они вряд ли вам обрадуются.
– Да ну? – прошипел Грабовски. – Должно быть, они очень обрадуются, когда я подам на них в суд!
Он не собирался этого делать. Не хватало еще остаток жизни провести в обществе адвокатов! Так или иначе, он действительно ударил полицейского, а если вы бьете полицейского, арест неминуем.
Он положил в конверт деньги, которые задолжал за две ночи, оставил на нижней ступеньке лестницы и потихоньку ушел.На подъездной дорожке стояли две машины. Никаких признаков «спорт-трека». Грабовски подошел к дому. Из распахнутой входной двери показалась женщина. Она что-то писала в блокноте и не сразу его заметила.
– Чем могу помочь? – осведомилась она.
– Я ищу Лидию.
– Я Тревис Трауэр, риелтор Лидии. Боюсь, ее здесь нет.
– Вот как? – небрежно бросил Грабовски. – Она выставила дом на продажу, верно?
– Да, я измеряла его для буклета.
– Как считаете… она вернется?
– Ей пришлось срочно вылететь за океан. Завезла мне ключи сегодня утром.
– И куда же она отправилась?
Риелтор пожала плечами. Из прихожей донесся женский голос:
– Послушай, что делать с посудой и стеклом? Упаковать до или после того, как дом откроют для покупателей?
– Сейчас приду, Эмбер, – откликнулась риелтор.
Но Эмбер, миниатюрная, смахивавшая на кролика блондинка из бутика, уже появилась на крыльце.
– О, привет! – воскликнула она, заправляя волосы за уши. – Как дела?
– Прекрасно. Я хотел позже заехать в ваш магазин.
– О, конечно! – оживилась Эмбер. – Там будет моя продавщица. У нее прекрасный вкус, она справится. Я бы и сама помогла вам, но необходимо разобрать вещи в доме Лидии. Правда, сегодня я этим заниматься не буду. Только составлю список, что нужно сделать. Если выберу время в воскресенье, приеду и начну работу. Всю оставшуюся одежду – в благотворительный магазин, лампы и так далее – в антиквариат на Фэйрфаксе, а вот посуда… мы еще не решили, как поступить с посудой…
Она трещала и трещала, а он терпеливо слушал, выжидая, когда представится возможность направить беседу в нужное русло.
Риелтор взглянула на часы, очевидно, куда-то торопясь, но вошедшая в раж Эмбер ничего не замечала:
– Мебель мы решили оставить, может, удастся включить ее в общую стоимость дома. Если же нет, выставим на аукцион. Я знаю хорошую аукционную фирму. Конечно, платить за ее доставку в Южную Африку слишком большая роскошь. Во всяком случае, мы все будем по ней скучать.
Она потеребила поясок платья-саронга.
– Разве вы не знали, что она уехала? Надеялись ее увидеть?
– Хотел кое о чем с ней поговорить, – пояснил Грабовски. – Она, случайно, не оставила нового адреса?
Эмбер покачала головой.
– Нет. Обещала позвонить, когда устроится.
Грабовски взглянул на риелтора, которая размахивала блокнотом, очевидно, сгорая от нетерпения.
– Полагаю, она свяжется с вами по поводу продажи дома, – заметил он.
– Прошу прощения, но мне нужно обратно в офис, – сухо сообщила она.
– О, я не хотел вас задерживать. Если получите телефон или е-мейл, сообщите мне, хорошо?
Риелтор, не отвечая, вынула ключи от машины, и зашагала по подъездной дорожке. Грабовски последовал за ней.
– Простите, но она не может продать дом, не связавшись с вами.
Она уже открыла дверь машины.
– По-моему, вас это не касается. Да и никого не касается, она передоверила продажу адвокатам. Насколько я поняла, у нее какие-то неприятности в семье, но мое правило – не лезть в чужие дела.
Она села и захлопнула дверцу.Грабовски постучал в стекло. Она вопросительно вскинула брови:
– А что будет с деньгами? Как она их получит?
– Что вам до этого?
Она включила зажигание.
– Я хочу сказать, вы должны каким-то образом связаться с ней, если возникнет необходимость, и если бы вы только…
– Деньги пойдут на счет клиента. Лидия снимет их, когда понадобится. Так или иначе, дела идут не слишком бойко, и может пройти целый год, прежде чем дом будет продан.
Она подняла стекло и отъехала.
К нему подошла Эмбер:
– Если хотите, я передам Лидии, что вам нужно с ней поговорить. Когда она позвонит, конечно.
Он вдруг пожалел Эмбер, ее так легко одурачила эта особа. А ведь Эмбер считала ее подругой!
– Не позвонит, – бросил он.
– Почему?
– Не важно. Послушайте, мне пора. Вряд ли я успею заехать в ваш магазин. Придется купить подарок жене в аэропорту.
– О, так вы нас покидаете?! – воскликнула Эмбер. – Надеюсь, вам понравилась жизнь в старом маленьком Кенсингтоне! Возможно, когда-нибудь вы вернетесь. Конечно, здесь довольно тихо, и никаких событий. Зато люди дружелюбные. Надеюсь, вы тоже это поняли, – улыбнулась она.Ему удалось купить билет на прямой рейс в эконом-классе. При подъеме самолет немного трясло, и Грабовски уставился в иллюминатор на зловещие черные тучи, закрывшие небо. Самолет трясся, как в лихорадке. Но вскоре набрал высоту, и тучи остались далеко внизу, драпируя землю рваной вуалью.
У нее был брат в Кейптауне. Грабовски понимал, шансы ничтожны, но нужно попытаться. Если она там, он станет следить за домом день и ночь и, вполне возможно, снова найдет ее. Нет никаких гарантий того, что Лидия сейчас в Южной Африке. Мало ли что сказала ее подруга! Но на самом деле у нее не было друзей. А те, кто считался друзьями, не знали ее. Зато он знал, что если наберется терпения, достаточно хорошо все обдумает и не сдастся, в конце концов найдет ее. Однажды она перехитрила его, обвела вокруг пальца, но еще ничего не закончено! Он найдет способ выследить ее!
Нужно немного поспать.
Грабовски закрыл глаза и попытался уплыть под звук двигателей, позволить глубинной вибрации наполнить его сознание, чтобы он смог хоть немного позабыть о случившемся. И увидел ее. Он сидел на ее кровати, и она подошла совсем близко. Солнце заливало ее золотом, и она выглядела сияющей и спокойной, а он смотрел на нее, упиваясь этой красотой.
– Вы искали меня?
Он видел в ее глазах тоску и желание.
– Это была случайность, – ответил Грабовски.
Лидия ободряюще кивнула, он шагнул вперед, поднял камеру, а она выхватила пистолет и поднесла к виску…