Нерастраченное время
Шрифт:
Ощущение, что он убеждает в этом не меня, а себя. Что мне ему ответить? Что сказать? Произнести ответное признание язык не поворачивается. Мои чувства кажутся ненастоящими и пресными.
– Спокойной ночи, Саш… – выдавливаю из себя бесполезное пожелание и возвращаюсь к кровати.
– Спокойной…
Наконец, слышу его тихие шаги. Затем скрипит дверь спальни. И я выдыхаю. Подобрав упавшую на пол Жужу, ложусь обратно в постель и закрываю глаза. Наверное, когда-нибудь я привыкну. Говорят, время лечит.
92-й день. Разговор
– Катя,
Мой муж снова застыл на пороге Сониной комнаты, не решаясь войти. Он больше не заходит сюда. Никогда. Мне кажется, если однажды детская станет единственным безопасным местом в мире, Саша и тогда предпочтёт остаться снаружи.
– Да что ты говоришь! И что? Мне вырежут боль, как опухоль? Или сделают прививку от горя? – я плююсь желчью и бессилием, не желая обсуждать эту тему, иначе просто сойду с ума.
– Не передёргивай… Тебе нужен врач. Он, кстати, может назначить таблетки…
– А он сможет вернуть мне дочь?!
Дальнейший разговор бесполезен, и мы оба об этом знаем. Ни один целитель мира не сможет оживить Соню, а остальное не имеет значения.
День 100-й. Выход в свет
Сегодня Саша просто насильно заставляет меня выползти из квартиры. Потому что мне необходимо «дышать воздухом и выходить в люди». Я отказываюсь и отпираюсь, но все без толку:
– Если ты не пойдёшь сама, я тебя закину на плечо и вынесу из квартиры сам! – он закатывает рукава, демонстрируя всю серьёзность своих намерений.
– Ты не имеешь права!
– Имею! Потому что я не намерен больше смотреть, как ты убиваешь себя… Мало мне одного горя?
Ну как он не понимает?.. Двигаться нет сил. Я просто плыву по течению. Ползу.
Ещё раз взглянув на его широкие плечи, понимаю, что угроза вполне реальна, а главное – осуществима. Приходится одеться и даже расчесаться.
Спуск вниз выходит долгим. Шаг. Второй. Третий. Кажется, ноги совершенно отвыкли мне подчиняться. Словно я заново учусь ходить. Нечастые передвижения по квартире – не в счёт.
– Я не могу, Саш… – воздух со свистом покидает лёгкие, протестуя, словно не желает питать меня кислородом.
– Ты можешь! – он держит меня за руку, помогая спускаться. Его ладонь горячая, как печка. Моя – холодная и безжизненная. Как и моя душа.
Победная улыбка освещает лицо мужа, стоит нам добраться до первого этажа. Так же он улыбался, когда наша девочка впервые пошла самостоятельно… Сонечка. Глаза наполняются слезами, и я опускаю взгляд. Не хочу расстраивать Сашу. Продолжаю вышагивать, как оловянный солдатик, просто потому что так надо.
Замираю у подъездной двери – слишком трудно сделать последний шаг и окунуться в мир, который почему-то не перевернулся и не сломался оттого, что моя девочка навсегда его покинула. Небо не рухнуло, и люди продолжают жить. Даже мой муж, похоже, начинает смиряться.
Да, этот мир не рухнул. Зато мой разлетелся вдребезги.
Саша мягко подбадривает:
– Все будет хорошо, Катюш! – он неторопливо толкает дверь, а я будто погружаюсь в гомон улицы.
Отовсюду слышны детский смех, визг машин, стук каблуков по асфальту… Как громко… Вываливаюсь из подъезда и прислоняюсь к стене. Судорожно дышу, зажмурившись изо всех сил.
– Солнышко… пойдём, – чувствую его руку на своих плечах. Вот так, словно два поддерживающих друг друга инвалида, мы двигаемся вперёд по сантиметру, только для меня впереди ничего нет. – Вот увидишь, тебе станет легче…
Легче?..
Открываю глаза и послушно следую за ним, пока не слышу детский крик:
– Ма-а-ам!
Сердце застревает между рёбер ржавым гвоздём, а затем и вовсе прекращает биться. Оборачиваюсь и вижу маленькую девочку лет семи в школьной форме и белоснежными бантами в волосах…
Зовут не меня. Я больше не мама. Ноги вдруг отказывают мне, а в глазах поселяется тьма.
День 114-й. Сделка
Больше никто не мучает меня прогулками и уговорами жить дальше. Моя единственная попытка выйти на улицу провалилась с треском.
Теперь я беспрепятственно слоняюсь из угла в гол, а Саша, в те редкие моменты, когда бывает дома, только молча вздыхает.
Я понимаю, он очень переживает за меня, но по-другому просто не могу. Без моей девочки мир как будто потускнел и из яркого и сочного превратился в черно-белую карикатуру. Небо надломилось и пошло трещинами, солнце ослепло и больше не дарит света и тепла. Такова моя реальность.
Единственное, чем я живу сейчас – уголком памяти Сони. Наконец-то мне удаётся закончить отбор фотографий. Снимков оказалось немало, хотя я и выбирала только самые-самые. Остаётся их лишь распечатать, но здесь я неожиданно сталкиваюсь с категорическим отказом. Саша, напоминая гоголевского Вия, которому нельзя переступать невидимую черту, снова мнётся на пороге детской.
– Что значит «нет»? – я даже привстаю с тахты.
– Прости, но я считаю это странным. Тебе надо отвлекаться, а ты хочешь окопаться в воспоминаниях. Столько фотографий… – Саша кивает на тумбочку, где с разинутой пастью застыл ноутбук. – Выйдет целая стена плача. И то, если одной стены хватит. – его тихий вздох звучит как приговор. – Прости…
Снова это бесполезное слово.
– Но для меня это очень важно! – все-таки вскакиваю с кровати, отбрасывая в сторону цветастый плед, прикрывавший мои ноги.
– Это меня и пугает… Катюш, это путь в никуда.
– Вся моя жизнь – путь в никуда! Да пойми ты, так я хоть чем-то занята…
Ещё чуть-чуть и я упаду на колени и начну умолять. Он долго-долго смотрит на меня, прежде чем ответить:
– Хорошо! – я уже готова выдохнуть, когда он продолжает: – Но при одном условии…
– Каком? Имей в виду, на улицу я больше не пойду! – предупреждаю я. – Мне хватило одного раза…