Неравная игра
Шрифт:
— С чем делать?
— Со всем. Давай, пошли уже.
Он обнимает меня за плечи и ведет прочь от остановки. Метров через сто вонь едкого дыма заметно слабеет. А потом впереди появляется такси, и Клемент машет ему рукой.
Никогда еще я не усаживалась на заднее сиденье такси с таким облегчением. Тем не менее хотя в салоне и довольно тепло, меня по-прежнему бьет дрожь. Клемент снова обнимает меня и привлекает к себе. Как бы мне хотелось позабыть произошедшее за последний час и просто погрузиться в блаженное неведение. Я пытаюсь отвлечься на протяжении всех десяти минут поездки, однако
Клемент расплачивается с водителем и чуть ли не вкрадчиво просит меня выйти из машины. На улице я осматриваюсь по сторонам. Подозреваю, оно и к лучшему, что сейчас темно. Паб располагается в самом конце вереницы обшарпанных таунхаусов и производит впечатление типичнейшей забегаловки средней паршивости. А его название, «Королевский дуб», неуместнее некуда. В поле зрения ни тебе деревца, а в ветхом строении уж точно ничего королевского.
Мы обходим питейное заведение, и Клемент ведет меня через деревянную калитку в маленький дворик, сплошь заставленный алюминиевыми пивными бочонками. Там мы направляемся к другой калитке, за которой обнаруживается основательно запущенный газончик и примыкающий к задней части строения небольшой флигель, размером с домик на колесах. Меня охватывают опасения, что именно во флигелек мы и направляемся.
Метров пять по разбитой дорожке, и мой провожатый извлекает из кармана ключ.
— Вот мы и дома.
Он отпирает дверь, щелкает выключателем и приглашает меня внутрь.
Предстающее моим глазам зрелище послужило бы прекрасной иллюстрацией для словарной статьи на слово «гнетущий». Куда ни глянь, всюду полнейший упадок. Потолок над головой испещрен пятнами плесени, а каждый угол затянут обширной паутиной трещин. Под ногами основательно заляпанный и в той же степени исшарканный ковер. На стенах, слева и справа, выцветшие обои, едва держащиеся на отсыревшей штукатурке. Впереди, у задней стены, взывает к милосердию убогий кухонный уголок со встроенным шкафом, все до одной дверцы которого перекошены. Из мебели в помещении диванчик с истертыми до поролона подлокотниками, журнальный столик да шпонированный сервант, подобный которому в последний раз я видела в домах где-то в начале восьмидесятых.
Клемент наклоняется и разжигает газовый обогреватель.
— Прогреется, глазом моргнуть не успеешь.
Затем он устраивает мне экскурсию по остальному жилищу: спаленка, размеры которой все же позволили обставить ее двуспальной кроватью и шкафом, да душевая, где плесени на вид больше кафеля. Мы возвращаемся в гостиную, в которой и вправду стало на пару градусов теплее, чем в холодильнике.
— Не ахти какое жилье, извини уж, пупсик.
Да уж, не ахти — по шкале жилищных условий ниже такого только сквот. И все же это дом Клемента, и с осознанием данного факта меня охватывает чувство безопасности: я в убежище. И, пожалуй, в своем нынешнем состоянии навряд ли бы я предпочла какое другое жилище.
— Все хорошо, и спасибо, что заботишься обо мне.
Явственно не привыкший к гостям, великан пару секунд чешет затылок, прежде чем указывает мне на диван.
— Наверно,
Он проходит на кухню, включает чайник и достает из буфета две чашки, обрекая его тем самым на полнейшую пустоту. Из равным образом пустого холодильника извлекает пакет молока, откручивает крышку, нюхает содержимое и признает таковое вполне пригодным для чая.
В сторонке щелкает и шипит обогреватель, изо всех сил старающийся прогреть сырой воздух. Не стала бы ставить на него ни пенса: хоть выкачай до последнего кубического сантиметра газ со всего Ланкашира, все равно топлива для этой задачи не хватит.
Клемент возвращается к дивану с двумя чашками дымящегося напитка и присаживается рядом со мной.
— Вот, пей, — велит он и протягивает чашку. — Сразу полегчает.
Исполненная сомнений, но все же признательная, я потягиваю чай. Согревающий, крепкий и на удивление сладкий — именно то, что мне сейчас и нужно.
— Как себя чувствуешь?
— Даже и не знаю. Напуганной, разозленной, озадаченной… Но больше потрясенной.
— М-да, не тот вечерок, что я планировал.
— Да и я на такое не рассчитывала.
Мы смотрим друг другу в глаза и молчаливо соглашаемся, что сейчас не время размышлять о том, как мог бы пройти этот вечер. Возможно, корабль больше и не выйдет из гавани. Но посмотрим.
— В общем, — откашливается великан, — я тут подумал.
— Рада, что хоть один из нас в состоянии шевелить мозгами, потому что у меня в голове каша.
— Ага, но у меня-то нет, и я не перестаю задаваться двумя вопросами.
— Продолжай.
— Первый: откуда Таллиман прознал, что вечером тебя не будет дома?
— С чего ты взял, что он знал об этом?
— Он же послал тебе сообщение. А если собираешься запалить хату с жильцами, потом навряд ли будешь слать им письмо, поскольку они, скорее всего, будут мертвы.
— Хм, возможно…
— Вот и выходит, что он знал о твоем отсутствии. Откуда?
— Не знаю, — пожимаю я плечами. — Если только за квартирой не следили.
— На твоей улице это довольно сложно. Более вероятно, что кто-то был в курсе, что вечером ты уйдешь, и стукнул Таллиману.
— Да кто кроме Алекса мог знать-то? Он не подарок, конечно же, но у меня и мысли нет, что он может быть как-то связан с «Клоуторном». Он же такой чистюля.
— Раз ты так уверена, не буду на нем настаивать. Но ты рассказала про встречу еще одному мужику.
— Разве?
— По телефону этим утром.
— Терри Брауну? Ну нет, это нелепо! — фыркаю я. — Он был другом Эрика, а уж он-то в людях разбирался!
— Фамилия Браун ведь в обоих списках, так?
— Так.
— И он знал, что тебя не будет дома?
— Тоже верно.
— И почему же тогда подозревать его нелепо?
— Потому что… Даже не знаю… Чутье, наверно.
— Есть еще кое-что, — продолжает Клемент. — Мы полагали, что Таллиману сливает информацию кто-то из твоих коллег. Но может же быть такое, что стукача вовсе и нет, просто Таллиман в твоей газете и работает?
Я чуть не давлюсь чаем.
— Ну ты загнул, Клемент! Ты хочешь сказать, что Терри Браун, прославленный журналист, и есть Аллан Тим? Таллиман?