Нераздельные
Шрифт:
Наконец он отрывает взгляд от океана.
— Давай поговорим о человеке, которого я твоими усилиями забыл. О Девушке.
Роберта невозмутимо приканчивает фуа гра.
— Ты же знаешь, что я не желаю это обсуждать, так к чему заводить разговор?
— Потому что когда я заставляю тебя вспоминать, у меня появляются хоть какие-то проблески.
Приходит служитель, забирает тарелки с закуской и приносит главное блюдо — говяжью вырезку. В Кэме пробуждается аппетит, но он не слишком голоден, чтобы сразу приняться за еду.
— Я по-прежнему чувствую, как червь
— Никакой это не червь. Просто немного разумных наноагентов; все, что ты якобы чувствуешь — плод твоей фантазии.
Он начинает резать мясо, воображая, как армия нанороботов кишит в его слепленном из частей мозгу, ползая по аксонам, прыгая с дендрита на дендрит — и все они настроены на поиск специфических воспоминаний. Как только его мысль сознательным усилием добирается до нужного ему воспоминания, наниты тут же изымают его. И всё, чистота и порядок. Первые несколько дней после процедуры Кэм испытывал неприятное чувство «вот-оно-вертится-на-кончике-языка». Это случалось каждый раз, когда он пытался дотянуться до имени и лица, которые помнились миг назад, а в следующий исчезали. Постепенно чувство притупилось, но болезненное ощущение потери никуда не делось. Хотя это тоже не совсем верно. Наниты перенаправляют мысли Кэма на что-нибудь, связанное с армией, при этом в его мозгу возбуждается центр удовольствия. Таким образом, дыры в его сознании заполняются, как гипс заделывает трещины в штукатурке.
Что по-настоящему мешает ему оставить за спиной свою прошлую жизнь — так это воспоминания, лежащие на периферии сознания. Кэм помнит Акрон, помнит, как помогал Коннору Ласситеру, но подробности тонут в тумане. Он помнит также, как решил стать героем ради Девушки, а не ради «Граждан за прогресс».
Кэм мог бы сдать своих тогдашних сотоварищей и оказать таким образом обществу неоценимую услугу, заодно заслужив себе место в истории. Но Девушка навсегда возненавидела бы его. Поэтому он решил совершить ради нее подвиг, который затмил бы все деяния Коннора. И, может быть… может быть, когда-нибудь, когда ей надоест Беглец из Акрона, она увидит сияющую чистоту того, что сделал для нее Кэм… И тогда Девушка полюбит его. Возможно, ему придется ждать долго. Что ж, он будет ждать.
Но теперь… Теперь он не помнит ни лица ее, ни имени. Он и помыслить никогда не мог, что ее у него украдут, не оставив абсолютно ничего.
— Ну как, Кэм, мясо тебе по вкусу?
— Да, ничего.
— Всего лишь ничего?
— Ладно-ладно, оно великолепно. И что ты вечно проверяешь состояние моих вкусовых рецепторов?
Роберта вздыхает.
— Кэм, пожалуйста… Я не хочу ссориться. Это наша последняя неделя вместе. Давай сделаем ее приятной.
— Ты не поедешь со мной?!
Не то чтобы он этого хотел, но, привыкнув, что она всегда принимает участие в его выходах на публику, Кэм принял как само собой разумеющееся, что она отправится с ним.
— В Вест-Пойнте чересчур заботливых матерей не жалуют, — говорит она, и Кэм застывает от изумления.
Похоже, Роберта тоже ошеломлена вырвавшимся у нее словом. Она никогда раньше не произносила его. У Кэма всегда было чувство, будто отношения между ними сродни связи между родителем и ребенком, однако это слово всегда было табу.
Роберта откашливается и вытирает губы салфеткой.
— К тому же здесь много работы.
Вот как? Интересно, интересно…
— Какой работы?
— Тебя это не касается.
Так он и знал, что она не ответит. Мысль о том, что Роберта сосредоточит свое внимание на чем-то кроме него, неожиданно вызывает у Кэма приступ ревности.
— Будешь собирать части для улучшенного варианта меня?
Кэм обращает внимание на то, как Роберта нарезает мясо — плавными, грациозными движениями. Обтекаемыми, как ответ, который она дает.
— Ты сам однажды сказал, Кэм: ты — концепт-кар. Совершенный дизайн. Вершина, к которой следует стремиться. — Она кладет кусочек мяса в рот, разжевывает, проглатывает, и только потом продолжает: — Можешь не волноваться, мы не в состоянии улучшить тебя и не будем даже пытаться. Ты наша звезда и навсегда останешься ею.
— Тогда над чем ты работаешь?
— Можешь строить какие угодно предположения, но это тайна. Так же, как и моя работа с тобой. Я не собираюсь ее обсуждать.
— Угу, — усмехается Кэм. — Значит, не для чужих глаз. И верно, у меня чужие глаза. Как и все остальное.
— Кэм мы обедаем. Это не подходящая тема за столом.
— Прошу прощения.
Кэм раздумывает. Строит предположения. Концепт-кар — штука непрактичная. Он сам — штука непрактичная. Не то, что нужно миру.
Приносят десерт, и беседа обращается ко всяким обыденным мелочам, однако на задворках сознания Кэма продолжает маячить вопрос: если миру нужен не он, то что тогда? Или, вернее, что «Граждане за прогресс» полагают нужным?
РЕКЛАМА
Что если взять лучшее в нас и извлечь из него чистейшую квинтэссенцию? Разум… способность к творчеству… силу… мудрость… Что если бы мы были в состоянии отбросить ненужную шелуху и оставить лишь прекрасную суть? То, что было немыслимо одно поколение назад, сейчас реальность. Мы, «Граждане за прогресс», не просто мечтаем о светлом будущем человечества, мы строим его кирпичик за кирпичиком, часть за частью. Наш девиз: «Завтра начинается сегодняTM».
Ночью Кэм уносится мыслями к Уне. Это не Девушка, но думы о ней смягчают ощущение потери. Уна ни разу даже не встречалась с Девушкой. Уж в этом Кэм уверен, потому что когда он думает об Уне, мысли его остаются четкими и ясными, тогда как при воспоминании о Девушке в его мозгу сразу включаются помехи. А потом, когда он вновь пытается вернуться к нужному предмету, Девушка уже удалена оттуда, словно ее вырезали скальпелем. Он помнит разговоры, но не помнит, о чем. Знает, что говорил с кем-то, но в своем сознании он ведет беседы со стеной, или с безлюдным коридором, или вовсе с пустым пространством.